Одна тень на двоих

— Еле вылез, полные ботинки снега!.. Тоже мне, «тихий центр», мечта любого состоятельного господина!..

— В Москве с парковкой вообще плохо, — философски заметил Данилов, открывая тяжелую подъездную дверь. — Добрый вечер, Иван Иванович.

— Добрый, добрый, Андрей Михайлович!

«Консьерж» Иван Иваныч выглянул из-за двери и благожелательно проводил Данилова глазами. Ивану Иванычу от роду было лет двадцать пять, и до определения на тихую должность смотрителя подъездной двери он служил то ли в спецназе, то ли в десантных войсках. Вид у него был соответствующий.

— Господи боже мой, — пробормотал Грозовский.

— Зато спокойно.

— А у вас тут что? Шалят?

— Не особенно. Но нужно же чем-то оправдывать деньги, которые с нас дерут в виде квартплаты!

— Крепко дерут?

Данилов покосился на Грозовского, бессчетно размноженного зеркалами лифта, и промолчал.

— Ты чего такой мрачный?

— Я не мрачный. Я устал немного.

— Заработался? — уточнил Марк язвительно. — Заказчик косяком идет?

Перед дверью в квартиру Данилов помедлил. Он возвращался домой не один, поэтому все было проще, чем обычно, но все-таки ему пришлось глубоко вдохнуть и сильно выдохнуть, как будто он собирался прыгать с трамплина. Грозовский наблюдал за ним насмешливо.

— Проходи.

— У-у, — протянул Грозовский, протискиваясь в квартиру, — красота-то какая! Простенько и со вкусом, в твоем духе, Данилов.

Не обращая внимания на хозяина, он протопал сначала в одну, а потом в другую комнату. В спальню он заглянул с порога, а в ванной длинно присвистнул.

Данилов улыбнулся, снимая ботинки. Он знал, почему Грозовский свистит в ванной.

— Данилов, ты молодец! — издалека сказал Грозовский. — Главное, и места не так чтобы очень много, а на все хватило!.. Молодец, — повторил он, появляясь в холле. Вид у него был кислый, как будто он расстроен тем, что Данилов молодец. А может, и в самом деле расстроен?

— Ужинать будешь?

— Не буду. Давай компьютер, и я поеду.

— Кофе?

— Данилов, ну тебя в баню с твоими манерами! Я не хочу кофе! Я хочу компьютер.

— Сейчас получишь.

Замшевый чемоданчик с ноутбуком, которым Данилов пользовался только в поездках, был задвинут на нижнюю полку стеллажа. Данилов вытащил его и придирчиво осмотрел. Ни пыли, ни пятен не было на замшевой шкуре чемоданчика — домработница Нинель Альбертовна убирала на совесть. Чемодан от поездки к поездке никогда не открывался, но педантичный Данилов должен был посмотреть, все ли в порядке. Пока он расстегивал и застегивал «молнии» на боку, лазал в боковой карман, проверяя «мышь», далекими отрывистыми трелями зашелся мобильный телефон, и Грозовский сказал в отдалении: «Алло!»

Данилов вышел в холл и аккуратно поставил чемоданчик на пол возле Грозовского.

Марк хмуро глянул на него и отвернулся.

— Нет, — буркнул он в телефон, — пока нет. Не могу. Не могу, сказал! Хорошо. Да. Да. Але! — крикнул он в сторону кухни, куда удалился вежливый Данилов, чтобы не слышать, о чем говорит Грозовский. — Данилов, я поехал, спасибо!

— У тебя неприятности?

— С чего ты взял? — спросил Марк фальшиво. — Компьютер верну недели через две или даже раньше.

— Не спеши, — ответил Данилов вежливо, — он мне пока не нужен.

— Хоть бы пригласил куда посмотреть, что ты строишь! Или боишься, что отобью клиентуру?

— Марк, я ничего не боюсь. А пригласить пока некуда, ничего интересного у меня нет.

У него был очень интересный дом, его любимый дом, с забором из речного камня, с подвесными лестницами, с теплыми мозаичными полами, с английским гобеленом на стене.

Под клочьями этого самого гобелена кто-то написал голубой краской: «Это только начало».

Никто не знал, что Данилов проектирует дом для Тимофея Кольцова. Он никому не говорил об этом. Даже Марта узнала всего два дня назад. Тимофей Ильич был фигурой слишком серьезной, а заказ от него удачей почти не правдоподобной, чтобы просто так болтать о ней. Данилову было совершенно ясно, что, если Кольцов останется доволен, он, Данилов, как спутник-шпион, повинующийся тайному приказу, сразу выйдет на другую орбиту. Орбиту, гораздо более близкую к центру вселенной, чем его нынешняя.

Ему было шестнадцать лет, когда он понял, что из него ничего не выйдет.

Понял не он один, а и все вокруг. Дальнейшая его жизнь обратилась в попытку доказать окружающим, особенно семье, — господи, разве у него есть семья?! — что он кое-чего стоит.

Ему никто не верил. Над ним все смеялись — даже «друг детства» Олег Тарасов. Его жалели — оказывается, академик Знаменская тоже его жалела.

Строить дома чужим богатым людям — что за плебейство, что за странное занятие для молодого человека из хорошей семьи! Мне нравится эта работа, мама.

Она не может тебе нравиться! Что ты хочешь продемонстрировать нам с отцом, Андрей? Ты не можешь писать, не хочешь заниматься музыкой, тогда что же?

Нелепые чертежи, подсчеты? Сколько нужно цемента и сколько оконных рам? Это твоя профессия? Ты всерьез хочешь нас убедить в этом?!