Однажды я полюбила

– Да, но до этого мы успели выгрызть друг из друга всё живое. Я решилась лишь после того, как на очередном вечере всё же не сдержалась и обняла Лешу, приникла к нему в последней надежде, спряталась на его груди, ненадолго, к сожалению. Это простить было уже невозможно, невероятно, не суждено. На следующее утро я собрала все вещи, которыми успела обрасти за годы, что гостила в квартире мальчиков, порыдала в объятьях Леши, выпила крепкого горчащего чаю, которого он заварил мне, и ушла навсегда ― точнее, так мне казалось.

Петя ещё несколько дней поджидал меня у подъезда, умолял вернуться, обещал, что всё наладится, но я знала, что уже слишком поздно.

Потянулись месяцы одиночества. Дни были похожи один на другой. Куда бы я ни шла, я всегда покупала лишь один билет. На новой работе, куда я сбежала от Пети, принцев не нашлось, не сошлась я и ни с одним из хороших мальчиков из приличных семей, которых мои родители периодически звали к нам на чай.

Жизнь была разрушена, и с Лешей я видеться не могла, потому что это означало бы встречу с Петей. Дружить они не прекратили ― хотя мне этого и не понять. Но я не была единственной злодейкой, наш «роман» был обоюдным, я не выдумала его!

Лилия закашлялась, постучала трубкой, вытряхивая оставшийся в ней табак. Крис налила ей воды.

– Благодарю. Не устали ещё? Нам осталось немного. Вода ― это хорошо, но налей мне коньяка, Марк, дорогой.

Ребята переглянулись, парень достал бутылку и бокал из указанного шкафчика.

– Ещё ведь рано? ― робко заметила Кристина.

– Рано или поздно, какая разница. Пока жива, надо веселиться, ― отхлебнув, Лилия продолжила: ― Помните ещё Германа? Которого я увидела первым в квартире, он и оказался её владельцем. Этой самой квартиры, кстати, ― глухо рассмеялась Лилия. ― Когда я больше не могла справиться с воспоминаниями, я позвонила, и трубку взял он. Сказал, Леша и Петя переехали, Петя вроде собирается жениться, Леша вернулся к родственникам. Герман позвал меня в гости, вспомнить старые деньки, поговорить. Не то чтобы он когда-то мне нравился. Как не нравился и ребятам, честно говоря. Петя был интересен своей любовью к выбранной профессии и мог часами говорить о ней. Леша перебивался какими-то подработками, но обладал широкими знаниями во многих областях и всегда мог поддержать разговор. Германа в их тени было не разглядеть, да он и не старался выделиться. Напротив, кажется, он настолько обожал друзей, что хотел во всем походить на них. Покупал такую же одежду, слушал ту же музыку, ходил в те же кафе. Даже пытался начать курить, но у него обострилась притихшая астма.

Даже не знаю, до какой степени отчаяния я дошла, что согласилась увидеться. Чем-то внешне он напоминал Лешу, такой же худощавый, такой же смешливый, хоть его смех меня и раздражал. Да ещё и рубашка такая же, как та, в которую я любила утыкаться лбом… Он был не так и плох после всей череды подсунутых мамой ухажеров, москвич к тому же.

Что заставило его заинтересоваться мной, бывшей девушкой одного друга, изменившей с другим? Пожалуй, я была чем-то вроде подобранной за крутыми мальчиками вещи. Поиграли и бросили ― а ему в хозяйстве пригодится. Да к тому же мы были знакомы довольно долго, ни разу не ссорились, иногда даже убирались после посиделок вместе.

Наши отношения не были похожи ни на вспышку интереса к Пете, ни на огонь страсти к Леше. Кажется, мы просто договорились встречаться, и уже через пару месяцев я перевезла на этот раз все вещи, благо места в квартире освободилось более чем достаточно. Следом была в меру пышная свадьба, несколько десятков родственников с обеих сторон, огромное белое платье, похожее на воздушный торт, которое выбирала мама Германа. Ни Петя, ни Леша не пришли, да мы и не сильно надеялись.

― Подлейте ещё, молодежь. Присоединяйтесь, если хотите. Знаете, с годами я пришла к выводу, что счастье ― это ни секунды своей гребаной жизни не тратить на то, чего не хочешь. Поэтому счастье ― утопия, ― Лилия снова расхохоталась, закинув голову, выпила залпом второй бокал и подвинула его тут же снова к Марку, постучав ногтем по стеклянной стенке. ― Я провела с Германом двадцать пять лет. Двадцать пять.

Каждое утро он громко полоскал горло, потом сморкался, пел в душе военные песни, выходил из ванной в трусах и вязаных носках. Если день был хорошим, то мы могли сразу сесть завтракать. Если нет ― приходилось идти в спальню, смотреть в потолок. Я даже не пыталась представлять в процессе Лешу ― едва ли это утешило бы хоть меня сколько-нибудь, скорее опошлило бы те воспоминания, что были ещё живы. Потом газеты, радио, прогулка в ближайшем парке, всегда три круга, работа, ужин, снова душ, носки, спальня… Он надеялся, что я рожу ему сына или хотя бы дочь, но мой гинеколог хорошо знала свое дело, и я была избавлена от этого.

Только ночами я была счастлива, кажется. Мне снились чудесные, живые, яркие сны. В них не всегда появлялся Леша, но почти никогда не было Германа, по крайней мере, пока он был жив. В те годы это позволяло отдохнуть хоть немного.