Однажды в Африке…

А потом звуки боя придвинулись вплотную и ушли постепенно дальше, а потом задержались на каких-то рубежах, где окомбовцы закрепились на своих позициях. На палубе парохода зазвучали уверенные шаги победителей, и министр Китиги в испачканной углем одежде окончательно поверил в свое спасение. Теперь ему предстояло вернуться в здание, где находилась временная власть в стране, и узнать, на что может рассчитывать член прежнего кабинета. Ему, конечно, хотелось верить, что он сохранит за собой свой пост. Китиги обнял приютивших его с риском для себя кочегаров, пообещал не забыть их заслуги и в качестве задатка вручил им довольно толстую пачку пондо, которую он достал из своей дорожной сумки. Муйико молча прижал руки к груди, а Симанго прочувствованно сказал на прощанье:

— Господин, ты надолго запечатал наши губы своей щедростью. Это видно каждому, у кого есть глаза, чтобы видеть.

Потом, правда, когда министр ушел, Муйико пожалел о том, что они не попросили у Китиги чего-нибудь вроде письменного обещания иметь их в виду, потому что документ — это лучше, чем слова. На это Симанго веско сказал:

— Не будем вести себя, как тот прокаженный, которому протянули руку, чтобы он ее пожал, а ему захотелось еще и обнять того, кто ее протянул.

Еще он хотел сказать, что доброе слово ценится больше, чем то, что дают, но подумал, что чересчур прагматичный Муйико сочтет такое бескорыстие чем-то уж слишком чрезмерным.

Китиги уехал на военной машине, и они разминулись с Комлевым, которого немного спустя доставили на своем джипе приютившие его на несколько часов политические эмигранты с улицы Лутули. Когда он ступил на палубу парохода, он заметил, что члены команды смотрят на него странным взглядом, в котором явно проглядывал непонятный ему страх. Ему потом объяснил Нкими, что почти все на судне считали его уже покинувшим мир живых. А теперь им казалось, что он на время явился из мира духов. Нкими сознался, что и ему тоже сначала было как-то не по себе.

— Старпом, я ведь все-таки африканец, — сказал он ему с нервным смешком, — и от некоторых суеверий все еще не избавился.

Он еще сказал, что мятежники велели ему и Оливейре не покидать своих кают. Только механик Шастри и его помощники продолжали заниматься ремонтом, так как окомбовцы надеялись приспособить пароход для своих военных нужд, но, к счастью, их вовремя оттеснили от причалов.

Потом Комлев говорил с Оливейрой и понял, что на пароходе никто так и не знает, за что он был арестован и увезен мятежниками. А о том, что здесь несколько часов скрывался член правительства, знали только два кочегара. От Оливейры он еще узнал, что капитан Форбс якобы заявил, когда начался мятеж, что он уже слишком стар, чтобы воевать, и поэтому он уходит на своей «Лоале-2» туда, где его будет нелегко отыскать. И что он якобы взял на борт всех наличествующих в данный момент членов семьи, припасы и оружие и отправился в плавание по озеру Кигве, где было немало островов с удобными бухтами. Но, скорее всего, он пересек озеро, прошел вниз по Луалабе и стал на стоянку где-нибудь на ее левом берегу, то есть на территории уже другого государства. Что касается мятежников, они могли бы просто конфисковать его судно, как они поступили с пассажирскими теплоходами, которые не успели найти себе надежное укрытие.

— Значит, возможны военные действия на реке и на озере? — озабоченно поинтересовался Комлев.

— Не исключено, — хмуро отозвался Оливейра. — Утром мы уходим в рейс. Придется просить взвод солдат с пулеметом.

— Придется, — согласился Комлев. Он не знал, поможет ли это им. Теперь работа на реке и на озере обещала быть веселой и романтичной.

— Зато у мятежников нет вертолетов, — обнадежил его Оливейра. — Иначе нам бы пришлось всем срочно писать завещания.

— Это точно? — усомнился Комлев. Он вспомнил, как сегодня вертолетный гул часто заглушал все остальные звуки.

— Ни одного, — твердо заявил второй помощник. — Я специально узнавал. Кто-то оказался дальновиднее других, и в распоряжении этой Озерной дивизии, будь она проклята, не оказалось ни одной машины.

Далее он сообщил, что часть пассажиров, которые надеялись покинуть Лолингве еще утром, до сих пор находятся на судне, но отправлять их домой или просто заставить покинуть судно никто не захотел. Тем более что на причале хозяйничали мятежники. Капитан Муго не появлялся и о себе не давал знать. Да и нужен ли он здесь вообще?