Однажды в полночь

У Редмонда была большая семья, которая привязывала его к жизни. Это было мучительно, но одновременно он чувствовал себя абсолютно защищенным от внешнего мира. А у Томми жизненная опора была эфемерной – военная медаль. И судя по всему, отец ее тоже внушал ужас.

А насчет подобных отцов ему было кое-что известно.

– А медаль…

– Я сумела припрятать ее так, чтобы достать при первой возможности. Это было единственное доказательство того, что я та, за кого себя выдаю. Потому что он отдал ее матери в их лучшие времена и сказал, что это самая большая ценность, которой он обладает. Я хранила ее для него все это время. Мать наказала мне найти его, если возникнет необходимость, и показать ему медаль.

– И эта необходимость возникла.

Тут Томми снова начала непроизвольно разглаживать рубашку на коленях.

– Может быть.

Возникла пауза.

– Джонатан, можно мне вас спросить? Вы ведь с ним знакомы. Как он выглядит?

Джонатан замялся.

– Что вы хотите узнать о нем?

– Вы собираетесь меня щадить? – возмутилась Томми.

– Ладно, значит, буду прямым и резким. Он человек холодный, безжалостный, властный и богатый. У него напрочь отсутствует обаяние, по крайней мере, мне так показалось. Я ему не понравился. Ему очень нравится мой отец, который, кстати, чем-то его напоминает. Вы тоже весьма и весьма похожи на него.

– Он весьма красивый мужчина, – вдруг сказала Томми. – Во всяком случае те его места, которые я увидела.

– О да. Только из-за вашей красоты вас и терпят.

Она снова рассмеялась. А потом взялась за волосы, которые, просохнув на солнце, вновь стали виться и легко трепетать на ветру. Зажав в руке, Томми крутила и крутила их, пока на затылке не образовался тяжелый узел, который она закрепила и грациозно, и нетерпеливо, и таинственно, – так как это умеют делать женщины. Женщины даже не понимают, насколько часто они выдают свое «я» подобными жестами, какими могут быть трогательными, волнующими, вызывающими любовь и раздражение в эти мгновения. Такими приемами привлечь мужчину гораздо проще, чем пользуясь разного рода калькуляциями.

– Это ненадолго, – пробормотал Джонатан, имея в виду пучок.

Ему стало интересно, что он почувствует, когда дотронется до этих волос цвета красного дерева. Казалось, что они постоянно хранили в себе тепло, как тихо тлеющий огонь.

– Все ненадолго, – философски заметила Томми. Поправив пучок на затылке, она вытянула из него прядь, которую обернула вокруг уха, как рыболовный крючок, предназначенный для ловли мужских сердец.

И теперь, когда Джонатан восстановил самообладание, другие его эмоции резко заявили о себе. Томми подняла руки, чтобы поправить волосы, тогда он смог увидеть – и этого невозможно было не заметить! – острые темные соски, приподнявшие влажную ткань рубашки. Ощущение от увиденного было сродни опьянению от глотка виски, который сразу ударил в голову. Груди у нее были небольшими и топорщились вверх. Джонатан вдруг явственно представил себе, что будет, когда он возьмет ее сосок в рот. В паху немедленно отозвалось, он почувствовал, как возбуждение овладевает им. Узкие плечи ее были молочно-белыми и гладкими. А линии тела от плеч к тонкой талии и дальше, к бедрам и к обнаженным коленям и лодыжкам, вдруг показались ему невыразимо чувственными.

Судя по всему, Томми ощутила перемену атмосферы. Она посмотрела на Джонатана, вопросительно приподняв брови. А потом коротко усмехнулась.

Чертовка отлично понимала, что делает! Это позабавило Редмонда и произвело на него впечатление. Эффект от ее действий был несомненным.

Смущаясь, он откинул влажные волосы назад.

Томми оглядела полученный результат.

– Очаровательно, – заявила она, хотя совершенно очевидно подразумевала прямо противоположное.

Джонатан лишь усмехнулся в ответ и, лениво потянувшись, откинулся на локти. У него не было сомнений, что в этот момент Томми разглядывает его тело и не может оторвать взгляда. Но при этом будет пытаться делать вид, что ей это безразлично. Джонатан знал, что хорошо сложен. У него имелся свой повод для тщеславия.

И свои хитрости.

Томми последовала его примеру. Теперь они оба лежали на спине, раскинувшись на песке, подмяв под себя осоку и полевые цветы. Одежда на них сохла в солнечных лучах. Почти добравшееся до зенита солнце щедро заливало их своим теплом.

«Будет ли какой-нибудь вред от чуточки тщеславия?» – подумал Джонатан.

Они были полураздеты и одни. Солнечное тепло окутывало их, словно невесомое шелковое покрывало. Им было спокойно. Они чувствовали себя заговорщиками, понимая, что защищены от уловок и хитростей каждого, потому что, конечно, были намного умнее прочих и, главное, им ничего не хотелось друг от друга.

Томми вытянула ноги, и в этот момент Джонатан увидел полоску глянцевой розовой кожи у нее на лодыжке.

Шрам. Вероятно, от ожога.

Как много он о ней еще не знает! Из-за этих деталей, неизвестных ему, нужно было держаться от нее как можно дальше и уже давно. А он здесь, рядом с ней.

Джонатан хмуро посмотрел на небо. У Томми получилось бы стать маленькой соблазнительницей. И он ни на секунду не сомневался, что она сильный человек.