Однажды в полночь

Кроме того, откуда ему могло быть известно, что она никакая не непобедимая в конце концов? Ему просто нужно надеяться на то, что в следующий раз, когда она решится на какое-нибудь опасное предприятие, он окажется рядом. Будь это похищение очередного ребенка в полночь или столкновение с герцогом.

Неожиданно губы у нее задергались, уголки приподнялись. Томми изо всех сил старалась не рассмеяться.

– Что? – с досадой спросил Джонатан.

– Просто… Джонатан, у вас вид… Увидели бы вы выражение своего лица. Вы смотрели на меня так, словно боялись, что я вот-вот вспыхну.

Его взгляд потемнел, стал немигающим, как у охотника, который приготовился стрелять. Не такой, когда он всадил те ножницы в стену. Но очень похожий.

Тем не менее Джонатан не произнес ни слова.

Но Томми поняла, что что-то между ними происходит.

Тревожный звоночек прозвенел где-то в глубине души, напоминая ей о том, как совсем близко друг к другу они находятся сейчас, как неподвижны. «У него голубые глаза». Томми вдруг почему-то стало тревожно от этого. У Джонатана глаза не такие, как васильки, море или что-нибудь столь же обычное и безопасное. Они скорее были цвета… неба, каким оно бывает сразу после захода солнца. Голубые с оттенком лилового – таким, когда день окончательно сдается ночи.

Весьма изысканный оттенок.

Смешно, но для Томми изысканность никак не сочеталась с Джонатаном Редмондом.

А он продолжал молчать.

– Я не опасная и не хрупкая, как может показаться, Джонатан. – По какой-то причине это было сказано шепотом, словно они находились в церкви. Так тяжел был его взгляд.

Редмонд все медлил.

– Разве? – наконец выговорил он опустошенно и скептически.

А потом неуверенно и осторожно коснулся ее щеки.

Это было как прикосновение бабочки. Костяшками пальцев Джонатан нежно-нежно провел линию вдоль скулы вниз к упрямому подбородку, который так напоминал подбородок ее отца. Провел ласково и целенаправленно. Словно испытывая остроту лезвия.

Казалось, его пальцы нащупали слабое звено в цепи, которая сковывала душу Томми, и начали медленное опасное ее освобождение. Она почувствовала, как очажок жара затеплился где-то между ног и начал растекаться вверх по спине.

– Потому что я боюсь, – задумчиво пробормотал Джонатан, больше для себя, чем для нее так, словно пришел к какому-то неутешительному выводу. – Боюсь, что ты и то и другое, Томми.

Томми зарылась пальцами в землю, чтобы, вцепившись в нее, обрести твердую опору.

«Он собирается поцеловать меня», – вдруг дошло до нее. Томми была потрясена. Но в конце концов они оба раздеты, и, если две пары губ находятся так долго и так близко друг от друга, поцелуй неизбежен.

Ее не целовали… так давно!

И Джонатан сделал это. В первый раз его губы осторожно прильнули к ней абсолютно целомудренно. Томми уже была готова мысленно посмеяться, как его губы вернулись и завладели ее губами. Поцелуй получился неторопливым и легким как дыхание.

Он изучал ее.

Успокаивал…

К дьяволу! Теперь ей даже стало любопытно.

Пришлось напомнить себе, что любопытство такого рода погубило множество женщин.

Сначала Томми показалось, что он добивается легкой победы. Но поцелуй был таким изысканным! Изысканным, как цвет его глаз. Он уговаривал. Соблазнял. Джонатан с деликатностью и осторожностью, всего лишь коснувшись ее губ, открыл ей новый мир чувств. Как-то так получилось, что он губами отыскал нервные окончания и через них заставил пылать все ее тело. То, что могло встать, заняло вертикальную позицию. Дыбом поднялись волоски на затылке и на руках, вытянулись вверх соски.

Мир, который Томми знала прежде, растворился, превратился в новую реальность, состоявшую из жара, меда и атласа. Роскошная мужественность! Она наполнила ее жилы, как любовный напиток, заставляя забыть обо всем. Томми приоткрыла губы навстречу Редмонду, как цветок открывается солнцу. Почему бы и нет? Она была пьяна им. До дрожи.

Когда их языки встретились, Томми застонала от облегчения. И поняла, что этот стон, словно молния, пронзил его тело.

Джонатан напряженно затаил дыхание. Потом понял, что это его шанс, и немедленно воспользовался им. Его поцелуи стали требовательными, ищущими. Томми с жадностью отвечала на них. Редмонд приподнялся на руках, увлекая ее вверх за собой, потом опустился. Вниз и еще вниз, очень осторожно. Тут инстинкт самосохранения подсказал Томми упереться руками ему в грудь, что оказалось ошибкой. Это было то же самое, что дотронуться до горячей, покрытой атласом стены. Она почувствовала, как под его кожей пульсирует чистейшее наслаждение, опасное и непредсказуемое. Она слышала, как колотится его сердце. И восприняла как предательство то, что это мускулистое, роскошное, недвусмысленно мужское тело, этот поцелуй, похожий на зыбучие пески, были оружием, которое Джонатан тщательно скрывал от нее.

Другой женский инстинкт подсказал ей: «Дай ему все, что он хочет. Возьми то, что он сможет дать».