Свитер выловили палкой и выбросили в мешок с прочим мусором. Дарт с щемящим сердцем наблюдал, как по полу волокут холщовую тушу, поглотившую его подарок, а после вполуха слушал нотации директора, который наказал обоих: Элу досталось за разведенную грязь, и его заставили драить уборные, а Дарта за осквернение традиции и хвастовство отправили убирать листву. Он зашел в комнату на минуту, чтобы одеться, хотя слабо соображал, что делает. Натянул на себя теплые вещи, а затем так же бездумно сунул ноги в ботинки. Когда ступни пронзило резкой болью, Дарт решил, что ноги онемели от холода, потом спешно снял ботинок и перевернул его подошвой вверх, вытряхивая на пол острые осколки, оставшиеся от кружки. Пока он получал выговор в кабинете директора, эти гады устроили очередную подлянку. Дарт растерянно глядел на темное пятно крови, расползающееся на носке, и едва не плакал. Увы, это не освободило его от наказания – он все равно отправился убирать листву. С больной ногой работа продвигалась медленно, и Дарт проторчал на улице до темноты, чуть не опоздав к ужину.
В столовой шептались и обсуждали произошедшее. Воспитательницу уличили в ужасном поступке – мало того что среди приютских у нее оказался любимчик, так она еще и на подарки ему расщедрилась. Теперь у короткоименных появилась новая причина ненавидеть Дарта.
Он сел отдельно, не желая лишний раз напоминать о себе, но даже тогда колючие взгляды его не оставили. За соседним столом переговаривались старшие. Раньше Мео и Дан подсаживались к нему или звали за свой стол, а сегодня сделали вид, что не заметили его. Ковыряя вилкой слипшиеся комки каши, Дарт невольно слышал обсуждение старших, растерянных из-за того, что остались без воспитательницы. Осознание пришло медленно, будто растеклось по телу раскаленной лавой и выжгло все чувства.
Дарт хотел броситься к Луне, но не посмел. Так и просидел в столовой, уставившись в тарелку с нетронутым ужином, а после до жуткой боли в ступнях бродил по коридорам, чтобы не возвращаться в спальню. Оказавшись в крыле старших, Дарт наткнулся на Мео.
– Нет ее здесь, – шепотом сказал он. – Пару часов назад проводили. Мог бы прийти попрощаться. Ее ведь из-за тебя выгнали.
Так Дарт узнал, что судить могут не только за дурные поступки, но и за любовь. Стыд и отчаяние зарокотали в горле. Он ничего не смог сказать. Мео по-дружески похлопал его по плечу:
– Иди-ка ты спать.
Дарт вернулся в комнату поздней ночью. Все уже спали, кто-то даже похрапывал во сне. Он прошмыгнул к своей кровати – раскуроченной, с перевернутым матрасом, – кое-как расправил постель и рухнул ничком.
Спать он не мог, потому что в голове крутилась навязчивая мысль: в приюте ему не место. Он давно стал чужаком среди завистливых сверстников; а теперь утратил дружбу со старшими и лишился Луны. Ничто не держало его здесь, даже страх остаться без удостоверяющего жетона. Подумаешь, не будет у него железки с дурацким именем и такой же дурацкой фамилией – одной на всю группу. Очередная глупая традиция приюта заключалась в том, чтобы давать выпускникам общую фамилию. Это символизировало, что приютские, выросшие вместе, будто бы становятся братьями и сестрами. У сирот и имена частенько повторялись, поскольку фантазия нянечек давно иссякла. Так что Дарту думалось, что общая фамилия создана для того, чтобы лишний раз не напрягать извилины.
С того дня жизнь в приюте превратилась для него в сущий кошмар, и ни одной ночи не проходило без того, чтобы Дарт не задумывался о побеге. Осень подходила к концу, оставляя все меньше времени на сомнения. Сбегать следовало до заморозков и первого снега. В тулупе далеко не уйдешь, на снегу оставишь следы, а в холодные ночи с трудом отыщешь пристанище. Однако Дарта всегда что-то останавливало.
Потом он подрался с Элом – уже и не вспомнить, по какой причине. В память въелось только очередное наказание за дурное поведение: их выставили на улицу в пижамах и назначили скверную цену за возвращение в тепло. Им следовало помириться и пожать руки. Оба наотрез отказались это делать. После долгих лет вражды сложно пожать ту руку, которой были набиты твои синяки. Они упрямо стояли на лестнице, стуча зубами от холода, и не собирались уступать. Первой не выдержала воспитательница, признав, что мера не сработала. Она вышла к мальчишкам и велела «вернуться в дом». Здешние взрослые часто называли приют домом, однако за все годы эти слова так и не срослись друг с другом. Смысл вещей не меняется от их названия, и ни одно место не станет домом лишь потому, что им наречено. Странно, что взрослые не могли понять столь простую истину.
Тогда, стоя на улице, Дарт подумал: холод не такой уж сильный. Если он выдержал его, стоя босыми ногами на каменных ступенях, то и в теплой одежде сможет.