Одноглазый дом

– Это же та самая девка, – сказал подстреленный, – отсюда.

Сильвер Голден довольно присвистнул, хотя его лицо оставалось хмурым и злым.

– Делай с ней что хочешь, только не убивай. Я подумаю, как использовать ее.

Подстреленный кивнул и ушел вслед за Голденом.

Не теряя времени, она попробовала выдернуть руку из пут, но ей удалось только неуклюже перекатиться на бок и рухнуть с кровати. Всхлипнув, Офелия поползла к письменному столу, где хранились ножницы. В таком виде ее и застал подстреленный, разразившись издевательским смехом. В отчаянии она мысленно попросила у дома помощи, но безлюдь, увы, остался глух к ее мольбам. Зато подстреленный, грозно нависнув над ней, рявкнул:

– Ах ты защиты у дома просишь? Значит, из-за тебя мой брат так позорно погиб. Это ты опрокинула на него шкаф? Отвечай, мелкая тварь!

Даже если бы она захотела ответить, то с кляпом во рту не смогла. Чувствуя себя гусеницей, над которой навис ботинок, Офелия вжалась в пол и вдруг расслышала, как внизу хлопнула дверь. Это была Флори, и с ее появлением безлюдь наконец ожил.

Глава 12

Корень-дом

Флори стояла посреди роскошной гостиной и ждала, когда госпожа Прилс спустится. Пальцы нервно крутили пуговицы на платье. Какая-то необъяснимая тревога зудела внутри, и она не знала, в чем причина: то ли в холодном приеме Долорес, то ли в напряженном ожидании.

Наконец госпожа Прилс снизошла по лестнице и опустилась на диван, нарочно медля, чтобы заставить Флори и дальше стоять истуканом, опустив голову, как положено всякому провинившемуся. Сесть ей никто не предложил, и она приняла это за наказание, хотя обида закипела внутри.

– Вы хотели меня видеть? – осмелилась спросить она.

На лице Прилс отчетливо читалась брезгливость, словно Флори была жабой, случайно очутившейся в гостиной.

– Я бы предпочла вообще не видеть тебя, – слова прозвучали как плевок. – Но решила лично сказать, что ты уволена.

– Простите за это недоразумение, я…

– Недоразумение?! – воскликнула Прилс и от возмущения даже подскочила на бархатных подушках. – Ты считаешь свои поступки недоразумением?!

Флори растерянно заморгала и едва смогла выдохнуть:

– Да о чем вы?

– О твоем непристойном поведении! И ладно бы молчала об этом, но ты в суде во всеуслышание заявляешь такое, в чем приличная девушка постыдилась бы признаться! – фыркнула Прилс. – Я не допущу, чтобы с моей дочерью занималась такая распущенная девица! Вдобавок ты шатаешься по безлюдям и можешь принести в наш дом какую-нибудь заразу! Фу! Мерзость! – Она скривилась, и ее красивое точеное лицо стало похожим на уродливую маску.

Флори из прошлого попыталась бы все объяснить и оправдаться. Но та Флори, которой она стала, не собиралась терпеть унижения.

– Мерзость заключается лишь в том, госпожа, что вы собираете гнилые сплетни и наполняетесь ими, как старый картофельный мешок, – отчеканила она.

Прилс изумленно ахнула, явно не ожидая получить отпор, а Флори уже устремилась прочь. Довольно с нее.

Оказавшись на улице, она зашагала к воротам, желая поскорее скрыться от любопытных глаз, следящих за ней. Конечно, это была Долорес. Вне всяких сомнений, именно она и принесла гнусные слухи госпоже Прилс.

Чувства обжигали изнутри, но Флори позабыла о них, как только обнаружила, что Офелия исчезла. В полуденный час улица была тиха и пустынна. В самое пекло никто не высовывался из прохладных домов, и даже не нашлось у кого спросить, куда подевалась двенадцатилетняя девочка. В смятении Флори обошла улицу, выглядывая и зовя сестру, один раз встрепенулась, заметив мелькнувшее синее пятно – точь-в-точь в цвет ее платья, но потом поняла, что это праздничное полотнище, вывешенное в преддверии Ярмарки.

Она вернулась к дому Прилсов и нырнула во двор, слабо надеясь, что просто разминулась с Офелией, но не успела и шагу ступить, как путь ей преградила Долорес с видом сторожевой собаки. Пучок рыжих волос тянул голову назад, от чего экономка выглядела еще высокомернее, чем прежде.

– Вы не видели мою сестру? – выпалила Флори.

– Нет. А теперь уходи.

– Если с ней что-то случилось…

– Прочь! – голос экономки прозвучал так, будто она никогда не знала Флори, не сетовала на хозяйку, не просила помощи, не делилась сплетнями…

– Долорес, пожалуйста!

– Мне что, следящих вызвать? – В ее прищуренных глазах мелькнуло что-то презрительное, жестокое, и Флори поняла, что Долорес знает о ней больше, чем просто слухи. Она была в суде зрительницей и слышала все: от ложных признаний о связи с лютеном до вопроса об аресте. Другой бы не придал этому значения, но только не чопорная экономка, в чьих глазах Флори опустилась до уровня грязи на садовых туфлях.