— Да, с ней… Потом еще Муза прискакала. И чего бы лучше — сидеть с ними да болтать о всяких пустяках, так нет, дурака понесло к этим доморощенным авангардистам…
— Она производит впечатление серьезной, умной девушки.
— Да уж, наверно, поумней меня, — светло усмехнулся Дементий. — Сидел бы с ней — все было бы как надо.
Николаю Сергеевичу захотелось спросить, как давно он знает Машу (кажется, так ее Вика называла), нравится ли она ему и вообще в каких они отношениях. Но это увело бы разговор в сторону. Вот если бы Маша могла быть тем самым свидетелем, если бы она сидела поблизости, когда он водружал хохломскую салатницу на голову своего оппонента!
— А потревожил я вас, дядя Коля, вот по какому делу, — Дементий успел оправиться от смущения и опять говорил ровно, без придыхания. — Выгонят или не выгонят меня из института — пока неизвестно, но комендант нашего общежития — мужик расторопный и на другой же день после заседания бюро сказал: общежитие переполнено, я не знаю, куда расселять и неисключенных студентов, так что, молодой человек, подыскивай себе новое место жительства.
— Но он не имеет права выселять тебя без приказа ректора! — возмущенно воскликнул Николай Сергеевич.
— Нынче не имеет, завтра заимеет, — спокойно отозвался Дементий. — И тогда мне надо будет в двадцать четыре или сколько там часов покинуть пределы столицы нашей Родины. А покидать — даже в худшем, как вы сказали, случае — мне бы не хотелось. По крайней мере хотя бы месяца на два, на три. Хотелось бы походить по музеям, по выставкам и раз, и два, а может, и двадцать два побывать в Третьяковке…
Николай Сергеевич опять подивился деловому и ясному ходу мысли Дементия: целая программа парнем продумана!
— Так вот, я и хотел спросить: нельзя ли подыскать мне временно какую-никакую работенку с койкой в общежитии? Любую: готов хоть грузчиком, хоть дворником.
— Хоть дворником! — рассмеялся Николай Сергеевич. — Да ты разве не знаешь, что по нынешним временам это — привилегированная, почти аристократическая профессия. Столько интеллектуалов, в том числе и с высшим образованием, подвизается на тротуарном поприще, что ты по конкурсу можешь не пройти. Особенно привлекательна эта профессия для пока еще не признанных писателей: днем метет, а ночью пишет… Ну, а если всерьез…
Тут Николай Сергеевич сделал паузу, во время которой обдумал и принял решение:
— А если всерьез — независимо от худшего или лучшего исхода дела, — переселяйся-ка, парень, к нам! Вот в эту комнату, в которой мы сидим. Наш Вадим, как знаешь, вышел в зятья.
— Э, нет, так не пойдет, — покачал головой Дементий. — Получается, что я напросился…
— Скажите, какие тонкости! — вроде бы сердито, но на самом-то деле по-доброму усмехнулся Николай Сергеевич. — У нас с твоим отцом был такой уговор: если мнения у старшего и младшего расходятся, берется за основу мнение старшего. Понятно?
— Все равно как-то нехорошо, — все еще упорствовал Дементий.
— А вот поживешь и узнаешь — хорошо или не очень хорошо. Не понравится — будем подыскивать тебе работу дворника с персональным апартаментом.
— Еще вопрос, понравится ли… — Дементий на секунду замялся, — Нине Васильевне?
Теперь наступила заминка у Николая Сергеевича.
По приезде Дементия в Москву встречаться с ним приходилось нечасто: после экзаменов он сразу уехал на Рязанщину, к матери; начались занятия — надо было входить в новую среду, привыкать к новому образу жизни. И у Николая Сергеевича как раз на эти месяцы пришлось близкое знакомство с судом и милицией, переход Вадима «из зала в зал». Но хоть и редким гостем был у них Дементий, а поди ж ты, успел разглядеть, кто главный комендант в доме. Не потому ли он так упорно и отнекивался…
— Сделаем так: возьмем за основу твой переезд к нам, а всякие детали будем утрясать, как говорится, с помощью дипломатических каналов.
Николай Сергеевич сказал это по возможности твердо, как бы давая понять, что он тоже не последняя спица в колеснице этого дома. Да, появление чужого человека вряд ли вызовет у Нины Васильевны восторг и умиление. Ну вот, скажет, сына выжил, а чужого парня на его место привел. И больше-то всего ей может не понравиться не столь появление Дементия в их квартире, сколь самостийное, принятое без каких-либо консультаций решение Николая Сергеевича. Однако, как бы там ни было, на сей раз он не отступит и не уступит. Правильно сказал Викентий Викентьевич: есть случаи, когда надо советоваться только со своей совестью. Это — именно тот случай. Он дал клятву-обещание своему фронтовому другу и это обещание будет свято выполнять!
Дементий освоился, первоначальная скованность ушла, и теперь подробно рассказывал об институте, о соседях по общежитию, о матери. Газету с очерком «В бухте Каменистой», которую ему в свое время давал Николай Сергеевич, он послал матери, и она пишет, что газетную страницу вставила в рамку под стекло и повесила на стену в переднем углу.
— Ну, уж это, наверное, лишнее.
— Почему же? — возразил Дементий. — Ведь, не считая писем и фотографий, это единственное памятное слово об отце… Еще раз спасибо, дядя Коля!