Одолень-трава

В редакции царила обычная для второй половины дня рабочая суета: из открытых дверей кабинетов доносились автоматные очереди пишущих машинок, надрывались телефоны, по коридорам туда-сюда — из редакции в типографию, из типографии в редакцию — сновали быстроногие девушки с гранками и подписными полосами. То и дело слышалось: «Повис хвост в двадцать строк!», «Этот абзац совсем опустить, а этот перебрать петитом!», «Где подтекстовка под фото?», «Выпускающий просит сменить шапку», «А это — загоните в подвал…» И все спешат, все нервничают: через какой-нибудь час-два сверстанная и вычитанная полоса должна быть полностью готова к печати!

Если с утра сотрудники редакции могли позволить себе зайти один к другому, обменяться новостями, а то и за чашкой неспешно сваренного на электроплитке кофе рассказать свежий анекдот, то к концу дня и то и другое становилось недоступной роскошью. Словно бы какая-то невидимая рука каждый день запускала редакционный маховик, и он, постепенно набирая обороты, к вечеру развивал такую неодолимую инерцию движения, что людям уже не оставалось ничего, кроме как подлаживаться под эти все убыстряющиеся обороты колеса, быть в полном у него подчинении.

Проходя коридором в свой кабинет, Николай Сергеевич с некоторым удивлением ощутил, что объемлющий со всех сторон рабочий гул действует на него успокаивающе. Он как бы приобщал его к знакомому вращению редакционного маховика и настраивал на свой привычный лад.

В завтрашнем номере газеты никаких материалов по его отделу не стояло. А после только что виденного и слышанного в суде заняться каким-то мало-мальски серьезным делом он был не в состоянии. Так что в редакцию можно было и не приходить. Но уж коли зашел, надо, хоть для вида, немного побыть.

Николай Сергеевич сел за свой стол, машинально выдвинул один ящик, другой. На глаза попались читательские письма. Некоторые уже давненько лежат. Может, скоротать время и хоть немного отвлечься — на них ответить?

Отвлечься — видно, такой уж тяжелый день! — не удалось.

Первое письмо было простым: какой-то хваткий парень просил адрес девушки, фотографию которой поместила газета. Второе письмо тоже достаточно было принять к сведению: в нем уточнялась общая урожайность по одному колхозу на Кубани (об этом колхозе Николай Сергеевич еще летом писал). Третье же словно бы продолжило его теперешние мысли.

Рабочий одного из московских заводов писал, как в электричке к нему пристали

«два молодых нахала. Поначалу я и внимания на них не обратил: ну пусть немного покочевряжатся, молодые еще, глупые. А еще и книжку интересную про шпиона иностранной разведки читал, не хотелось отрываться. А они, видя такое, должно быть, посчитали, что я их напугался. И — дальше больше на меня взъерошиваться, обзываться стали, всякие оскорбительные слова произносить. Ну, тогда я им: перестаньте, мол, пока я вас, сопляков, за шиворот не взял и на первой же остановке из вагона не вышвырнул. Эх, как они за сопляков взвились! И гляжу — уже с кулаками ко мне подступают: ах, ты такой, да ах, ты сякой, да мы тебя самого сейчас за шиворот возьмем! И не только говорят, а и впрямь за воротник хватают. Ну, тут что мне оставалось делать? Дал я так легонько переднему снизу в подбородок, он и отлетел. И все бы хорошо, да только при этом затылком о спинку сиденья, об угол ударился и черепушку слегка проломил…»

Дальше рабочий писал, что после этого случая в электричке кончилась его спокойная жизнь. Вот уже полгода таскают по следователям.