Одуванчики в инее

Прогулявшись туда-сюда по ту сторону перегородки, разделявшей смертных и банковских работников, и полюбезничав с молоденькими девушками и грузными дамочками, он сам подплыл к одному из многочисленных окошек и поднял жалюзи. В очереди ожидания начался переполох, и спустя пару секунд к нему прорвалась самая бойкая тетенька.

Макарон оглянулся и отыскал электронные часы, краснеющие в углу. Уже совсем скоро банк должен был закрыться. Пот проступил у Макарона на лбу. Медлить было нечего. Звякнув дверью, он на худых и длинных, как у цапли, ногах прокрался поближе к окошку господина и стал ждать своей очереди. С каждой минутой он все больше потел и трясся дрожью неопытного преступника. Ни в коем случае он не мог позволить себе вернуться к Воробью без умопомрачительной истории не хуже той, которую вожак стаи выпытал у сестер-великанш.

Но стрелки часов беспощадно тикали над рядом окон и у него в голове, а очередь все не двигалась. Уставшие мужчины и взбудораженные женщины то выкладывали все больше проблем и бумажек, то наливались краской и требовали немедленных разговоров с начальником, коим оказался не кто иной, как сам господин. Макарон с треском замял свои пальцы. «Может, это и не так плохо, что я не успею», – с некоторым стыдом подумалось ему.

Но чудесным образом Макарон успел. Четверо ожидающих перед ним, оказывается, пришли с пустяками, и с ними быстро разделались без длительных переговоров. Уже давно объявили, что банк закрывается и что всех нещадно будут вышвыривать. Оставалось две минуты.

Пошатнувшись и слегка споткнувшись, Макарон ступил к окну и вцепился в стойку. Господин чуть заметно поднял брови и вопрошающе улыбнулся. Еще никогда в жизни Макарон не чувствовал себя более макаронисто.

– Здравствуйте, – промямлил он заплетающимся языком. – Я хотел бы открыть счет.

– Счет? – удивленно переспросил господин. – Открыть банковский счет?

Макарон кивнул. Господин наклонился к нему поближе.

– И зачем тебе открывать счет, если можно поинтересоваться?

Вот этого Макарон толком продумать не успел. Он знал, что со счетов можно было снимать деньги, но был уже не настолько наивным, чтобы полагать, что появлялись они там сами по себе. Не зря папа приходил домой редко и поздно и всегда в отвратительном настроении. И не зря мама тщательно скрывала от него всякие ненужные, но дорогие покупки, и поджидала подходящий, обычно не совсем трезвый момент, чтобы сообщить папе о своих мелких погрешностях. Но если Макарон и понял что-то в этом мире, то это было следующее.

– Я хочу копить деньги, – твердым голосом сообщил он господину. – Чтобы потом купить крутую машину или просто на черные деньки.

Господин замер, не сводя взгляда со своего юного клиента.

– А сколько тебе лет, мальчик? – спросил он наконец.

Макарон задумался. Но врать ему показалось неуместным, так как при таком официальном деле, как открытие счета, горькая правда рано или поздно должна была всплыть.

– Динадцать, – прошептал он.

– Одиннадцать?! – переспросил господин так, что все услышали.

– Да, – просипел Макарон.

Господин выпрямился и вздохнул. Сдалось Макарону, что будет он сейчас с позором выгнан из этого важного заведения и что ему уже никогда не удастся проявить себя достойным Вольных птиц. Где-то под глазами у него скопились позорные слезы ребенка, беззаконно нагрянувшего в банк. Сзади люди уже возмущались, что из-за дурацких шалостей они не успеют решить свои дела и день пройдет насмарку.

Но господин не выгнал Макарона. Коротко подумав, он под страшные протесты и проклятия поставил в окошко табличку «Обеденный перерыв», махнул мальчишке рукой, чтобы тот следовал за ним, и прошел в конец помещения. Макарон заплетавшимися ногами семенил за ним по другую сторону преграды.

Так они дошли до невзрачной деревянной дверцы в самом заднем углу, господин вышел и открыл дверь ключом.

– Прошу! – пригласил он Макарона, и тот ступил в директорскую пещеру.

Хотя Макарон заранее не успел ничего себе напредставлять, тем не менее при первом же взгляде понял, что таким он в жизни не вообразил бы себе столь вопиюще скучное место, как офис банковского директора. Контраст с намеренной скудностью помещения с окошками был разительным. Посередине небольшой комнаты стоял тяжелый темно-коричневый блестящий стол, рассматривать который можно было долго, как произведение искусства. Из резьбы ножек выглядывали русалки, парусники и ракушки, а волны переливались по его краям. На столе красовалась не менее впечатляющая лампа с абажуром из разноцветного стекла. Компьютер, стеснительно мявшийся в углу, казался тут совсем не к месту. На стенах не было свободного места. Африканские маски со страшно изогнутыми ртами теснились рядом с ловителями снов, картинами кораблей в свободном плавании и уймой других экзотических красот.

Макарон восторженно свистнул.

– Присаживайся, – указал господин на стул, вполне соответствующий королевскому столу, и сам опустился в кресло напротив.

Макарон сел на краешек стула, украдкой косясь на стены.

– Чаю? – спросил господин, и Макарон автоматически кивнул.