Офицеры-2

— Знаешь, чего я больше всего боюсь, Иван Геор­гиевич? — В бане они были на «ты».

— Да, знаю.

— Он мог не сразу погибнуть, — продолжил Шу­ракен, — там всего-то было метров сорок и джунгли. А если Егор не сразу погиб и черные до него добра­лись, когда он еще жив был? Там всего-то было мет­ров сорок, а мы по фалу с пятидесяти десантирова­лись.

— Послушай, Саня, нельзя об этом думать. Так многие сломались. Не могут забыть, начинают пить, чтобы полегчало. Сначала вроде действительно лег­че, а потом хуже становится. После Афгана такими от­морозками все центры реабилитации полны. Но они были мальчишками, а ты зрелый человек, профес­сионал.

— Ты прав, Иван Георгиевич. Но я никогда не про­щу себе, что не нашел Егора и не вытащил из джунг­лей.

— Каяться, Саня, будешь, когда придет твое вре­мя. А сейчас найди в себе мужество и закрой тему. Ду­май о том, как жить дальше.

— Я еще числюсь в личном составе?

— Никакого личного состава больше нет. Дела та­кие, что ни словом сказать, ни матом сформулировать. Подразделение ликвидировано, и об этом даже в га­зетах пропечатали.

— В газетах напечатали? Не может быть! Мы ведь не футбольная команда ЦСКА!

— Теперь все может быть. Новые господа-товари­щи на любое предательство готовы, лишь бы доказать, какие они сильные руководители. Весь разгром Ко­митета был организован по сценарию заокеанских ме­неджеров, но исполнители наши. Люди, которые сей­час пришли к власти, понимают, что, если разрушить спецслужбы и уничтожить армию, в стране не будет силы, способной с ними справиться. А народ можно задавить налогами, поборами, инфляцией, чтобы каж­дый думал только о том, где достать кусок хлеба. Лад­но, время покажет.

— Так что мне теперь делать?

— Пиши рапорт об увольнении по состоянию здо­ровья, остальное я все сам сделаю.

— Значит, все кончено?

— Нет, надо ждать. Нынешним нужны слуги, кар­манные исполнители, но никто из наших не пойдет на реализацию их уголовно-полицейских задач — не та выучка. Подразделение предназначалось для решения задач внешней политики, для завоевания и укреп­ления сфер влияния великой державы, Империи. Но державы больше нет, а выражение «сфера влияния» приобрело сугубо криминальный смысл. Значит, надо залегать на дно и ждать.

— Чего ждать? Когда страну окончательно разва­лят и разворуют?

— Это глупости, Саша. Россия — великая Импе­рия со стажем, уже триста лет. Как сверхдержава она не умрет никогда и снова должна будет защищать свои интересы. Пусть нынешнему президенту мы не нуж­ны, ничего, дождемся следующего.

— А пока что делать?

— Просто жить. Но не рассчитывай, что про тебя забудут. На каждого из нас имеется досье потолще Библии, и о нас вспоминают всегда, когда правитель­ство нуждается в особо грязных услугах. И тебе сей­час посыплются предложения со всех сторон. Могут подвалить даже вербовщики из-за океана. Они сразу появились, как только стало известно о ликвидации подразделения. Даже приятно — значит, ценят. Пред­лагали ребятам хорошие деньги, обещали в контрак­тах особо оговорить, что не будут использовать про­тив своей страны. Если ты тоже получишь такое пред­ложение, воля твоя, теперь каждый сам за себя решает. Но никто из наших согласия не дал.

— Я думаю, прежде мной не коллеги из ЦРУ за­интересуются, а свои родные бандиты, отечественно­го, так сказать, разлива.

— Саша, ты правила знаешь. Если замараешь себя, связавшись с бандитами, с тобой свои разберутся. А если найдешь себе боссов из высших сфер, то я ду-

маю, тебе не надо напоминать, что после серьезной акции киллера ликвидируют.

— Да знаю я все, Иван Георгиевич, знаю. Вот и выходит, куда ни кинь — везде клин. Придется пере­квалифицироваться обратно в колхозники.

9

После боя с Буффало Ставр провалялся три дня. Таких травм, из-за которых стоило серьезно беспоко­иться, вроде не было, но чувствовал он себя паршиво, как никогда. Он ничего не ел и отпивался джином, ко­торым его снабдил Хиттнер, за деньги, естественно.

Время от времени возле койки Ставра с сочувству­ющим и заинтересованным видом возникал Дренков-ски. Он настойчиво искал случая оказать какую-ни­будь услугу и установить дружеские отношения. По­ляк вежливо показывал, что хочет сблизиться, но Ставр чувствовал, что у него есть какая-то своя цель и все его маневры не бескорыстны. В его глазах Ставр иногда ловил такое выражение, точно Дренковски знал что-то такое, что их связывает.

Это раздражало.

На четвертый день утром, когда все арестанты по­ползли в столовую, Дренковски заскочил в казарму и спросил, не надо ли принести Ставру чего-нибудь по­есть.

Ставр с усилием разлепил все еще запухшие веки.

— Отойди от меня, — сказал он. — Отойди далеко. Он повернулся на бок, спиной к Дренковски.

Пользуясь тем, что Ставр не видит его лица, поляк ус­мехнулся так, словно припрятал в рукаве пятого туза.

После завтрака появился Текс.

Ставр приподнялся, засунув тощую подушку по­выше под спину. Убедившись, что он ничего не име­ет против того, чтобы пообщаться, Текс присел на койку.

— Какого черта вонючка Дренковски крутится возле тебя? — спросил он. — Чего ему от тебя надо?