Офицеры-2

Буффало зубами сорвал обрезки шнура с запястий и бросился на охранника. Повалив его, вырвал из ко­буры револьвер. Клацнул взведенный курок.

— Хиттнер, отойди от него!

Хиттнер оглянулся и увидел налитые кровью бе­шеные глаза Буффало и черную дыру ствола армейс­кого кольта.

— Я убью его! — орал Буффало. — Убирайся, Хит­тнер, а то я прострелю и тебя заодно!

Хиттнер не заставил долго себя уговаривать. Его снесло, как сбитого плевком жука.

Ставр стоял в семи-восьми шагах, и у Буффало не было шансов промахнуться по нему.

Все, кто оказался на директории огня — за спи­ной Ставра, справа и слева от него, — шарахнулись прочь, не дожидаясь, пока Буффало нажмет на спуск. И в тот же миг лучи ослепительного белого света уда­рили Буффало в глаза. Это были включенные на пол­ную мощность фары джипа, которые до этого засло­няла толпа.

Буффало спустил курок. Выстрелив, он уже не мог остановиться. Держа револьвер обеими руками, он стрелял по фарам и между ними, надеясь, что какая-нибудь пуля все же попадет в цель. Грохот выстрелов слился в сплошную пальбу, как будто стрелял целый взвод.

Основной закон искусства выживания: услышал выстрел — падай. Ставр мгновенно распластался на земле.

Разлетелась одна фара, затем — вторая.

Грохот оборвался. Стало слышно, как клацает вхо­лостую курок.

Ставр поднялся с земли и со злым смехом в глазах посмотрел на Буффало. Лицевые мускулы у него дер­гало, правый угол рта тянуло вверх, так что получи­лась кривая усмешка.

— Ублюдок! Мать твою, грязный ублюдок, мать твою! Тебе повезло, что патроны кончились! — Буф­фало швырнул револьвер охраннику.

— Как говорили в старом добром Техасе, не хва­тило шести — не хватит и тридцати шести. — Ставр оскалил белые, как у волка, клыки, и Буффало навер­няка пожалел, что ему не удалось выбить их.

Из радиатора джипа текли струи кипятка. Про­стреленный двигатель бухал и скрежетал, содрогаясь в механических судорогах. Из-под капота полыхнули острые язычки багрового пламени.

8

День был серенький. В просвет между вершина­ми матерых елей сыпала снежная пыль. Бежать по су­хому, мерзлому асфальту было легко. Как полагалось на тренировочной базе, форма для утренней пробеж­ки в любое время года, в любую погоду была одна — голый по пояс, только штаны и кроссовки. На руках Шуракена были шерстяные перчатки, голову плотно обтягивала шапка-чулок. Снежная пыль испарялась

еще на подлете к блестевшим от пота плечам и груди. Шуракен двигался по лесному шоссе размеренным, вроде небыстрым бегом, но этим ходом десять кило­метров он делал за тридцать пять минут. Он бежал по глухому шоссе, потому что никто не расчищал трени­ровочные маршруты в лесу и на полигоне, и их зава­лило снегом по пояс. Каждый метр этих маршрутов был когда-то избеган и исползан на брюхе бок о бок со Ставром. На одном из этих маршрутов они в пер­вый раз испытали друг друга на прочность.

Накануне оба прибыли на базу учебного центра, и Командор заявил, что им следует как можно быст­рее найти общий язык, потому что тренироваться, а затем работать они будут в паре.

— Выбросьте из головы все, чему вас учили рань­ше. Это не для вас. У вас не должно быть никакого ложного коллективизма, эдакого чувства локтя. Вы должны знать, что можете рассчитывать только на себя и друг на друга. Учтите, если один из вас не выдержит тренировок и обучения и сойдет с дистанции, то дру­гой тоже автоматически вылетает из игры. Так что у вас нет другого выхода, кроме как снюхаться, и как можно быстрее.

На следующий день Ставр и Шуракен вышли на утреннюю пробежку. Побежали. Когда один ускорял темп, другой старался бежать еще быстрей.

— Ради такой фиговой пробежки не стоило даже зашнуровывать кроссовки, — небрежно заметил Ставр, когда они отмахали обязательные десять ки­лометров.

— Я не против, — спокойно ответил Шуракен, — давай пробежимся еще чуть-чуть.

«Чуть-чуть» показалось им в самый раз, только когда они достигли самой дальней точки базы и, по­вернув обратно, завершили забег спринтерским рыв­ком. Пока дошли до общежития, Шуракен захро­мал — он был тяжелей Ставра, и из-за резкой пере­грузки у него распухло ахиллесово сухожилие. Пришлось поставить об этом в известность Коман­дора. Тот осмотрел ногу Шуракена и сказал, что не видит никаких оснований менять их учебный план ни на сегодня, ни на завтра. Он сказал, что Шура­кен может сходить в санчасть и попросить, чтобы ему сделали обезболивающий укол, но он, Командор, не советует этого делать, потому что, не чувствуя боли, Шуракен рискует травмировать ногу значительно се­рьезней.

— Вам тут не балет, — закончил Командор. — Тот, кто не умеет преодолевать боль, в нашей лиге не иг­рает.

— На хрена было изображать из себя великих ма­рафонцев? — Ставр злился, помня, что зачинщиком дурацкого забега был он.

— Выброси к чертовой матери свои кроссовки и купи галоши. Их не надо зашнуровывать, — посове­товал Шуракен.

Вот такая получилась история: они преодолели все, снюхались, стали напарниками, но из их послед­ней командировки Шуракен вернулся один.