Огарок во тьме. Моя жизнь в науке

Два эпизода добавляют красок к “этому взгляду на жизнь” (дарвиновская фраза, которой Стив Гулд озаглавил свою колонку в журнале Natural History, а здесь я воспользуюсь ею для собственного взгляда на жизнь). Первый – из “Слепого часовщика”: ива на краю моего сада разбрасывает пушистые семена, покрывая землю вокруг и воду Оксфордского канала, насколько хватает моего бинокля.

За окном идет дождь из ДНК. <… > Все действо – вата, сережки, дерево и прочее – происходит для одной цели и ни для какой другой: для распространения ДНК по окрестностям. <… > Пушинки – это в буквальном смысле разлетающиеся в разные стороны инструкции по изготовлению самих себя. Они здесь потому, что их предки преуспели в том же самом. За окном идет дождь из инструкций, дождь из программ, из алгоритмов роста деревьев и распространения пуха. И это не метафора, а правда как она есть. Такая же правда, как если бы за окном шел дождь из дискет[125].

По “дискетам” видно, когда я это писал. Но “правда как она есть” неподвластна времени и закону Мура, стирающему поверхностные образы. Из января 2015 года приведу трогательный пример того, что прекрасно удается “Твиттеру” (многое ему удается очень плохо). Одна женщина процитировала фрагмент выше и добавила свой чудесный комментарий:

За окном зима, а внутри весна. И я вдруг лежу на траве под ивой[126].

Второй эпизод – из “Восхождения на гору Невероятности”, десятью годами позже. Я провел сильную аналогию между компьютерными и биологическими вирусами. И те, и другие – программы, которые велят: “Скопируй меня” – и практически больше ничего не делают. Как тогда получаются крупные животные вроде слонов? ДНК слона

тоже требует копирования, но обходным путем. ДНК слона создает колоссальную программу вроде компьютерной. В основе своей это тоже программа “Скопируй меня”, как и вирусная ДНК, но важнейшим условием надлежащего выполнения главного задания является колоссальное отклонение от прямого пути. Отклонение в виде слона. Программа говорит: “Скопируй меня, но сначала сделай крюк и сотвори слона”[127]

.

Так происходит потому, что отдельный организм, например слон, – такая единая и цельная сущность, такой убедительный и подходящий носитель, что подавляющее большинство эволюционных биологов вслед за Дарвином сочли организм основным субъектом биологической адаптации. Этологи вслед за Дарвином рассматривают поведение отдельных животных как стремление выживать и воспроизводиться. Это верно, но следует тщательно рассмотреть, что за показатель старается максимизировать этот субъект. Популяционные генетики называют его “приспособленностью”, которая вычисляется как нечто вроде взвешенной суммы детей, внуков и прочих потомков (или пропорциональной ей величины).

Родительская забота и самопожертвование в интересах отпрысков, очевидно, легко вписываются в эту формулу, как и “другая теория Дарвина”, описывающая половой отбор. Но Рональд Э. Фишер, Джон Б. С. Холдейн и прежде всего Уильям Д. Гамильтон сообразили, что естественный отбор может также благоприятствовать индивидам, которые заботятся о родственниках по боковой линии, у которых статистически вероятно наличие тех же генов, опосредующих заботу.