Читаем Огюст Ренуар полностью

Крестным Пьера был один из самых верных друзей, которых Ренуар, познавший немало бескорыстной преданности на своем веку, когда-либо имел в жизни. Это был Кайботт, из богатого банкирского семейства. Делом его отца управлял брат Марциал, Гюстав занимался живописью. Он писал с такой страстью, как никто другой из группы импрессионистов. Они познакомились в 1874 году. Кайботт выставлялся вместе с Ренуаром и получил свою долю сарказмов и оскорблений. Его картина на выставке 1876 года у Дюран-Рюэля изображала маляров, написанных в очень реалистической манере. Ренуар его похвалил, что заставило этого скромного человека покраснеть. Он отлично знал свой потолок: «Я стараюсь писать честно и быть достойным того, чтобы мои картины повесили в прихожей гостиной, где будут висеть Сезанн и Ренуар!»

Кайботт собрал самую значительную по тому времени коллекцию произведений своих друзей. Его восторженные приобретения часто совпадали с самым критическим моментом. Скольким помогла выпутаться с платежами в конце месяца его щедрая прозорливость! «У него была своя маленькая мечта… он был чем-то вроде Жанны д’Арк живописи!..»

Кайботт умер в 1894 году, сделав Ренуара своим душеприказчиком. Это было трудным поручением, так как свою коллекцию Кайботт завещал Лувру в надежде, что музей не осмелится от нее отказаться, а согласие ее принять будет знаменовать конец тому официальному остракизму, которому все еще была подвержена школа современной французской живописи: «В этом заключалась его „маленькая мечта“»!

Мой отец предстал перед некиим мсье Р., крупным чиновником Департамента изящных искусств. Этот неплохой человек крайне досадовал на то, что принять решение досталось на его долю. Он шагал взад и вперед по кабинету Лувра; Ренуар любовался резными дверями и наконец не удержался перед соблазном потрогать резьбу рукой. «Великолепная дверь». Господин Р. заговорил жалостливым голосом: «И чего это ваш друг вздумал поднести нам белого слона? Встаньте на наше место. Если мы примем, на нас обрушится Институт. Если откажем, на нас нападут все, кто сочувствует „движению“. Поймите меня, мсье Ренуар, я не против современной живописи… я верю в прогресс… я социалист, этим все сказано!..» Ренуар предложил ему перейти от теории к фактам и пойти взглянуть на коллекцию. Мане и Дега, за несколькими исключениями, показались чиновнику приемлемыми. Он допускал и «Мулен де ла Галетт» в качестве народной сцены. «Я люблю народ». Но добравшись до Сезанна, чиновник завопил: «Не говорите мне, что Сезанн художник. У него есть деньги — его папаша банкир, и он пишет для препровождения времени… Меня не удивит, если окажется, что он пишет с единственной целью посмеяться над нами». Подробности этого дела известны: две трети картин уникальной коллекции были отвергнуты. Оставшаяся треть не переступила порога Лувра и была помещена в Люксембургском музее. После смерти Шарлотты Кайботт непринятые картины перешли наследникам, которые поспешили от них избавиться. Отвергнутые Францией, они перекочевали за границу. Немало покупателей нашлось в Америке. Я не прочь рассказать эту историю моим друзьям, обвиняющим Америку в том, что она благодаря своим долларам выкачала из Франции все шедевры искусства.

Однажды, в 1889 году, доктор Гаше, проходя по улице Удон, вздумал навестить нашу семью. Отец гостил у Сезанна в Эксе и писал там картину «Гора св. Виктории». Доктор нашел, что брат мой бледен, обвинил в этом воздух Парижа и предложил матери увезти всех в Овер, где маленький Пьер любил бывать. Ее пугала река. «Если Ренуар узнает, что его сын разгуливает по берегу Уазы, когда он далеко и не может за ним присматривать, он сойдет с ума от беспокойства». Гаше распрощался, возобновив свое любезное приглашение. На следующий день мать пошла навестить дочь мадам Камиль в ее обувном магазине на улице Лепик, по соседству с площадью Тертр. Эта подруга говорила ей недавно о небольшом домике, который сдавался внаем на Монмартре, где все сохранилось, «как в деревне». Уведомленный об этом Ренуар вернулся в Париж, одобрил проект, и таким образом семья поселилась в Шато де Бруйяр (Замок Туманов), по улице Жирардон, 13.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное