– Согласен, – тяжело уронил Каден. – Только они уже убили одного императора, а он был куда лучше вооружен, чем я. С Адивом я, возможно, справлюсь, но что потом? Трон и кучка стариков, знавших отца? По меньшей мере часть кеттрал подчинятся ил Торнье. Стоит мне вступить во дворец, я получу яд в стакане с водой или нож в спину. И это еще не все. Во-первых, если я займу трон – особенно если займу трон, – то окажусь легкой добычей. Во-вторых, Адер и ил Торнья далеко меня опередили. Они не один год копили силы. Ил Торнья, как кенаранг, командует войсками. Адер держит бразды правления, и притом люди считают ее пророчицей. Два столпа, на которых опирается власть Малкенианов.
Все четверо надолго замолчали. Тристе сердито ковыряла струп на руке, ее мать засмотрелась в кубок, словно читала ответ на кружащем вдоль края листике мяты. Взгляд Киля снова стал далеким и жестким. Наконец кшештрим повернулся к Кадену.
– У тебя остаются кента, – напомнил он. – Ты можешь попасть в Арагат, на родину династии Малкенианов. Вдали от Рассветного дворца до тебя так легко не доберутся. Старая знать – времен, когда атрепия была царством, – тебя поддержит и защитит.
– Старая знать сейчас вся здесь, – сказала Морьета. – Не только из Арагата, отовсюду. Съехались на похороны Санлитуна и остались ждать коронации нового императора.
– Зачем? – удивился Каден.
В Аннуре были десятки древних правящих родов, утративших власть с возвышением его семьи. Большая часть их оставалась в своих владениях, проживала наследство предков, зачитывалась хрониками доаннурских времен, когда они сами были хозяевами своих земель и никому не давали вассальной клятвы. Зачем бы им пускаться в долгий путь до Аннура, что им до убитого императора и его пропавшего наследника?
– Чего они хотят?
Морьета развела руками – даже это простое движение вышло у нее заученно элегантным.
– Собственными глазами увидеть нового императора, узнать ему цену. Или ей, – помедлив, уточнила она. – Если сумеют добиться аудиенции, выторговать какие-нибудь мелкие привилегии. Снижение налогов. Торговые льготы. Кто-то просто рвется поближе к средоточию власти – так нищий, сидя у ворот пирующего богача, рассчитывает на объедки.
– То есть мне, даже если я захвачу трон, предстоит иметь дело с десятками недовольных вельмож, – огорчился Каден.
– Кто-то из них мог бы поддержать тебя, – заметил Киль. – Что, правда, оттолкнет других.
Каден попробовал представить, как это будет. Вот он проходит по улицам Аннура, подняв капюшон, стучится в каждую дверь, показывает свои глаза страже, требует признания. Что он им скажет? Как убедит всех и каждого поддержать обездоленного императора без денег и без армии, без опыта правления? «Привет, меня зовут Каден уй-Малкениан. Вы не поможете мне отбить трон у величайшего в аннурской истории полководца? Платить мне нечем, но можете не сомневаться в моей благодарности».
– Этого будет мало. – Он покачал головой. – Получается, как если бы Адер с ил Торньей много лет двигали фигуры, а я только сейчас подсел к доске.
– Все они контролировать не в состоянии, – напомнил Киль. – Это невозможно.
– Они контролируют все, что имеет значение. Армию. Капиталы. Министерство финансов. Может быть, я сумею устроить мелкий бунт – и двое-трое вельмож с отчаяния за мной увяжутся, но это провал. Я уже окружен врагами.
– Ну, что-то же надо делать! – не выдержала Тристе.
Каден готов был расхохотаться. «Что-то же надо делать». За такую мысль его бы выпорол самый добродушный хинский умиал. Хин восемь лет выбивали из него представление, будто можно быть чем-то, делать что-то, что-то иметь. Хинские афоризмы до сих пор звучали у него в ушах в такт дыханию.
«Пустота – это свобода».
«Отсутствие есть истина».
Восемь лет отреза́ть, вычищать, уничтожать и в конечном счете, как раз когда он почти научился отпускать себя, видеть истинную силу пустоты – от него требуют снова все заграбастать.
В первую очередь себя. Потом союзников. Трон. Империю.
Будто он всю жизнь карабкался вверх, пробирался трудной отвесной тропой, а у самой вершины понял, что лез не на ту гору. Хуже того, если сейчас повернуть обратно, отказаться от истины хин, ему нечем ее заменить: он не разбирается в политике и военной тактике, у него нет сети личных связей, нет ни богатства, ни знания света. Ничего. Доска захвачена белыми фигурами Адер, а ему и играть нечем.
– Я не стану играть в эту игру, – тихо сказал он. – Не могу.
– И что? – гневно и испуганно вскинулась Тристе. – Уйдешь? Сдашься?
Каден, покачав головой, обратился к Морьете:
– Сколько человек из знати бывают здесь, в вашем храме?
– Все, кто может, – развела руками женщина. – Все, с кем стоит познакомиться.
Каден набрал воздуха в грудь:
– Я проигрываю, а значит, должен выбирать: сдаться, сопротивляться или…
Он запнулся, проверяя, ясно ли представил себе все возможности.
– Или? – поторопила Тристе.
И тут Каден впервые с тех пор, как вошел в Аннур, улыбнулся:
– Или разбить доску.
35
«Эта солнечная прогалина, – решила Гвенна, – место для смерти не хуже других».