Огненная земля

Букреев чувствовал свое сердце. Стук бегущей по артериям крови бил в его виски, в затылок. Сердце как будто вырывалось. Он прислонился к стенке окопа.

— Атаковать сверху! — приказал он Рыбалко. — Расширить фронт удара!

Он боялся, что его не поймут, и повторил приказание. Рыбалко глянул на него остановившимся взором; вначале он и в самом деле не понял, но потом широко осклабился и, помогая себе автоматом, выбрался на гребень.

Топот тяжелых ботинок и какой-то рев пронеслись вблизи Букреева.

Передохнув, Букреев побежал снова вперед. В тумане он узнал Горленко, ставшего на колено у пулемета и что-то кричавшего.

Дальше Букреев увидел спины людей, то нагибающиеся вперед, то отскакивающие, и сернистую гарь, заполнившую траншеи. Разрывы гранат сразу оглушили его настолько, что все дальнейшее, казалось, происходило уже помимо его воли и сознания.

Кондратенко обогнал Букреева, что-то прокричал, и за ним в траншею вломились моряки «тридцатки».

…Вспоминая потом свой первый бой, Букреев не мог точно сказать, убил ли он лично кого-нибудь. Ему пришлось стрелять по фигурам в чужих мундирах, бежавшим по полю, он сшиб кого-то прикладом и почувствовал под ногами хруст обмершего человеческого тела. Он кричал до хрипоты, потому что все кричали. Он знал, что кричал зря — никто его не слушал, все уже совершилось помимо команд. Все шло само собой, ибо все было подготовлено раньше.

Если бы не было предварительного опыта у моряков его батальона, если бы он не закрепил его подготовкой в Геленджике, если бы люди не верили друг в друга, то они не выбили бы немцев из рва, не сумели бы переломить противника.

Выбив немцев из рва, они решили исход первого дня. Единственная позиция (дальше было море) сохранилась за десантниками.

Немцы сразу же пошли в очередную атаку. Но у защитников плацдарма теперь был поднят воинский дух. Теперь каждый снова сражался за десятерых. Люди шли на танки и, ободренные восхищенными взорами товарищей, взрывали машины. В первый же день родились первые в батальоне Герои Советского Союза.

Батраков разыскал Букреева, подполз к нему и, схватив обе его руки, пожал их.

— Дружище, чертило! — орал он ему в ухо. — Вот вовремя ты! Чуть в ящик не сыграли…

Впервые произнесенное «ты» было так понятно и уместно. Букреев взял у кого-то папироску (свои подмокли), покрутил ее в руках и, прикурив, затянулся. Закружилась голова. Он ничего не мог ответить сейчас. Голос сорвался совсем, а Батракову нужно было каждое слово кричать, чтобы он услышал. Они любовно смотрели друг на друга, и Букреев улыбался своей милой «гражданской» улыбкой.

— Все же мы их того… — сказал Букреев, ласково вглядываясь в Батракова.

— Я же говорил: начнем, и будет все ясно и понятно… Что у тебя на носу, Букреев?

— На носу?

Батраков пощелкал себя по кончику носа.

— Нос тебе оцарапало. Понимаешь, такая чепуха! Сколько железа летит кругом и только чуть-чуть кончик носа, а? Смешно прямо…

Букреев провел ладонью по носу, обнаружил кровь:

— Ничего, что оцарапало.

— Что ты? — наклонившись к нему, переспросил Батраков.

— Ничего, говорю.

— Я думал, ты что-нибудь другое. — Он огладил свои колени. — Набегался я, Николай Александрович. Ноги не носят… Сижу за весь день в охотку. А конца-края пока нет. Все же решили нас вытурить отсюда… Ложись!

И тотчас же снаряд поднял вверх землю и камни. Лежа на пожелтевшей траве, Букреев с тревогой в душе наблюдал, как закрутилось бурое курчавое облачко, как разнесло от конуса взрыва осколки и на него, больно ударяя по спине, упала земля. Он чувствовал, что на этот раз пронесло, и вместе с радостью пришло чувство страха. За первым должен последовать второй снаряд; вероятно, их группу заметили и накрывают. Надо скорее выкарабкаться и приспособиться где-либо в другом месте.

К нему подполз Манжула и принялся его раскапывать, отбрасывая под себя горстями землю.

— Комиссара, комиссара! — прикрикнул на него Букреев.

Но комиссар уже без посторонней помощи выбрался из завала. Отплевываясь и отирая шею фуражкой, он оглядел комбата внимательными глазами.

— Кажется, ты опять ничего, — сказал он. — Надо нам разбегаться. Если двоих сразу накроет — непорядок.

Батраков перекинул на плечо автомат:

— Я буду во второй роте, а ты пока здесь, а потом надо делать капэ, Букреев. Тебе не стоит рисковать.

Распаханная снарядами земля дымилась, как подожженная. Парные запахи земли мешались с гарью взрывчатки.

Здесь не так давно люди пасли коз и коров, на пригорках резвились детишки-пастушата, пиликая на свирелках; на прибрежье рыбаки сушили сети и выносили в ивовых корзинах живое серебро сельдей, кефали и султанки…

В цепи участилась стрельба, и приятные звуки своих автоматов переплетались с длинными и однообразными, татакающими очередями вражеских.

Невдалеке от Кондратенко стреляла Таня. Букреев давно наблюдал за нею, но Батраков только сейчас ее заметил.

— Не в свое дело! — прокричал он комбату. — Не в свое дело влезла!

Батраков ушел, а следом за ним, цепляя локтями за стенки окопа, подошел Курилов.

— Лейтенант Курилов. Прибыл по вашему приказанию, товарищ капитан.