Огненные фарватеры

— Попов, командуй! — приказал Лебедев. — Забирайте «максим» и все за борт, на берег! Все!

— Мы с тобой, командир!

— Уходите, прикрою! — Он стоял у пулемета, открытого и ничем не защищенного, и стрелял. А его ребята побрели по мелководью к берегу, поддерживая друг друга… Еще один осколок попал Лебедеву в голову — моряки это видели и хотели повернуть обратно, чтобы хоть чем-нибудь помочь командиру. Но он посмотрел на них так, что все поняли: это не просьба, приказ!

Но едва они успели установить свой «максим», как услышали взрыв… Они видели — командир упал, и тогда, превозмогая боль от ран, двое побежали назад, чтобы помочь Николаю. Но он уже был мертв… И тогда моряки забрали тело командира с палубы СК-905 и вынесли его на берег, где и похоронили. Окопали свежую могилку. Еще раз сходили на катер, вытащили якорную цепь и ею эту могилку огородили…

Потом, через несколько дней, сюда пришли комдив Амелько и замполит Евстафьев, краснофлотцы и старшины дивизиона. Они нашли это место и навсегда его запомнили: в лесочке, под самым берегом у финской деревни Путус лежал их боевой товарищ старшина 1-й статьи Николай Лебедев, погибший в бою.

Катера швартовались в Койвисто — тыкались носом прямо в берег. Пирсы были разбиты. И так — весь дивизион, 25 катеров. Для управления дивизиона требовалось помещение на берегу, — на катерах тесно, краснофлотцам и старшинам места в обрез.

Случайно в ближнем лесу нашли разборный домик лесорубов. Внутри — пять пар двухъярусных коек, посередине печка, справа от двери — стол. Капитан 3-го ранга Амелько и капитан-лейтенант Евстафьев пошли посмотреть. Оказалось, то что надо. Разобрать этот домик и снова собрать его, но поближе к берегу, к кораблям, удалось часа за четыре. А затем дивизионный врач капитан медицинской службы Петр Петухов, который по совместительству отвечал в дивизионе за все виды снабжения, силами коков, баталеров и санитаров соорудил неподалеку навес и под ним оборудовал камбуз, который готовил пищу на весь личный состав.

Ну, а в доме у стола с аппаратами связи сидел дежурный. В общем, жизнь на берегу налаживалась. Только вот бывать-то на этом самом берегу краснофлотцам, старшинам и офицерам 10-го ДСК удавалось редко.

Ранним утром 23 июня остров Пийсари был полностью очищен от противника, а к полуночи 24-го — острова Бьерке и Торсари, а следом — острова Туппурунсари и Роунти.

Утром 27-го корабли возвращались в Койвисто. Комдив Амелько шел на И-50, одном из двух стальных катеров своего, в общем-то, «деревянного» дивизиона. Он стоял на мостике рядом с младшим лейтенантом Семеном Гончаруком.

Утро над морем поднималось прекрасное. Легкий ветерок чуть рябил воду, по голубому небосводу навстречу катерам поднималось солнце.

— Денек сегодня будет отличным, товарищ комдив! — мечтательно проговорил Гончарук. — Вот поедим, потом отдохнем как следует. А затем выкупаться бы?

— Все будет. Своевременно или несколько позже…

Катер поворачивал на створные знаки бухты Койвисто. На левой рее трепетал флаг «люди», команда на все корабли — к повороту… Наконец И-50 вошел в бухту, и открылся сам город — слева на берегу поднимался к небу высоченный шпиль кирхи, повсюду, сколько мог окинуть взор, в зелени утопали маленькие домики.

Гончарук скомандовал рулевому, и теперь катер держал прямо на родной «круглый дом», возле которого наблюдалась толпа народу.

— Интересно, кто это нас встречает?

— Кто не был в море, тот и встречает.

Гончарук был прав. Но кто все-таки? Амелько поднял к глазам бинокль: вот дивизионный доктор Пирогов, лекарь, кормилец и поилец в одном лице. «Сейчас, — думает Николай Николаевич, — сойдем на берег, и он доложит: «Товарищ капитан третьего ранга, во вверенном мне хозяйстве больных и раненых нет, продовольствия на двое суток, пороха на две недели» (это он про трофейный порох, которым по ночам подтапливается даже в эту теплую пору штабной дом). Амелько еще раз посмотрел на доктора и удивился: тот беседовал с девушкой-краснофлотцем! Вот это новость: доктор, без ума любящий свою жену, и вдруг беседует с «эрзачкой»? А рядом дивмех Семен Максимов, и тоже мило улыбается моряку женского рода! «Нахал, — думает Амелько. — Ведь только за недолю до начала операции на островах дивизионный механик ездил в командировку в Ленинград, где живет его жена!» Амелько повел биноклем сверху вниз: в бескозырке, в бушлате — в этакую-то теплынь! Брюки клеш… Но до чего же была знакома комдиву Амелько именно эта фигура — плечи, взмах руки… «Ну повернись же, Татьяна, если это действительно ты!» — хотелось крикнуть ему. И она повернулась, точнее — повернула голову. Действительно, дивмех Максимов говорил с его Татьяной. Амелько еще раз повел биноклем — рядом с доктором Пироговым стояла его жена, одетая, к удивлению, тоже почему-то в краснофлотскую форму!

О том, как их жены, комдива и доктора, смогли добраться от Ленинграда до Койвисто, почему они были одеты в краснофлотскую форму, в карманах которой лежали краснофлотские книжки и командировочные предписания, выяснить не удалось…