— И еще — пополнение в БЧ-5 у меня! Вот, сразу три орла!
Кроме нас, «орлов», на пирсе никого не было.
Капралов махнул рукой и тоном, не допускающим возражений, скомандовал:
— Всем троим на МО-142, бегом — марш!
Не передать, как мы обрадовались и как огорчился Бондарь. Так он мне и запомнился — огорченный и какой-то сиротливый, на стенке Минной гавани, от которой мы уходили на МО-142.
Из Минной перешли в Копли, где, как оказалось, собирались катера нашего дивизиона. Капралов отдавал распоряжения на поход. Мы трое стояли на палубе МО-142, слушали и ждали, как определится на ближайшее время наша судьба. Вдруг Капралов посмотрел на Генриха, глаза его при этом озорно сверкнули:
— Ну, а ты со своим «колхозом» перебирайся на МО-112!
Здесь нас встретили наши товарищи. Первым — старшина, команды мотористов, старшина 1-й статьи Слава Кабанов, по прозвищу Калуга. Он крикнул в моторный отсек, и тут же выскочили два краснофлотца, забрали у нас вещи.
М. ЕФИМОВ,
старший лейтенант, командир БТЩ Т-203
Прорыв
Ветер стих часам к одиннадцати, и почти тотчас на флагмане, на крейсере «Киров», был поднят флажный сигнал: «Флоту начать движение согласно диспозиции».
Дожидаясь приказа занять место в ордере, я вспоминал в деталях, что говорил комдив.
— Прорыв будет трудным, конвоям предстоит идти Центральным фарватером, так как Южный слишком близко от берега, временно занятого противником, к тому же здесь расположены артиллерия береговых батарей и авиация. У северного берега могут находиться финские торпедные катера, подводные лодки, — говорил комдив. — Однако и на Центральном фарватере, у мыса Юминданина, как вы знаете, находится вражеская минно-артиллерийская позиция, и мы потеряли на ней только в последние дни эсминец «Энгельс», БТЩ «Бугель» и «Кнехт». Наша задача, несмотря на все трудности, проложить фарватер через минные поля отряду главных сил и второй колонне…
Мы внимательно слушали комдива, глядели на карту, которая лежала на столе в кают-компании и напоминала такую же карту, какую я видел в Кронштадте у оперативного дежурного. На ней условно были обозначены расположение и границы минных полей фашистов.
Транспортные и вспомогательные суда замешкались, снимаясь с якорей, и первая колонна, вытянувшись за тральщиками-угольщиками, охраняемая двумя эсминцами, а также сторожевыми кораблями «Аметист» и «Касатка», пошла. Я посмотрел на часы — уже 14.50. Времени было потеряно больше чем достаточно.
— Взрыв в голове первой колонны, — доложил командир отделения сигнальщиков Большаков.
— Взрыв в трале, товарищ командир! — почти тотчас доложил краснофлотец Иван Игнатьев.
Подумалось, что снова потеряем время. Пока не заменят тралящую часть, колонна, состоявшая в основном из малых судов, тоже застопорила ход.
В 16.30 с Таллинского плеса уходил отряд главных сил флота. Впереди, построившись уступом, шли пять БТЩ под брейд-вымпелом комдива Резванцева. За ними, важно покачиваясь на легкой волне, ледокол «Волынец». Далее следовал эсминец «Сметливый», за ним — крейсер «Киров». Эсминец «Яков Свердлов», охранявший крейсер с левого борта, прошел от нашего Т-203 в каком-то кабельтове, пуская легкий дымок из всех своих четырех труб в ставшее совсем не к месту голубым и ясным небо. Вдали, по правому борту флагмана, держался эсминец «Гордый» под командованием капитана 3-го ранга Евгения Ефета. В кильватер «Кирову» шли две подводные лодки, а за ними — посыльное судно. Замыкал строй отряда лидер «Ленинград». Сторожевые катера и «малые охотники» плотно окружали корабли.
Наконец настала очередь и нашей колонны. На Т-210, где шел начальник штаба бригады траления капитан 3-го ранга Василий Петрович Лихолетов, взметнулся сигнал, и пять БТЩ заняли места в ордере. Т-203 шел в нем концевым. Сразу за нашим тралом следовала подводная лодка, за ней — другие корабли и суда. В последний раз я окинул взглядом панораму Таллина, осмотрел бухту. По ней, по плесу, в разные стороны шли корабли. Одни продолжали вести огонь по берегу, другие заканчивали постановку мин. Флот оставлял Таллин.
Сразу за островом Аэгна сигнальщики доложили о вражеском самолете, идущем на большой высоте. Я приказал вахтенному командиру лейтенанту Кононову приготовиться к отражению атак с воздуха. Самолет, летящий столь высоко, мог быть только разведчиком.
На ходовой мостик поднялся мой помощник — лейтенант Спорышев. Рана, полученная им 25 августа, давала о себе знать, но Александр Николаевич держался мужественно.
— Пройди по постам. Предупреди еще раз о бдительности. И еще. Надо усилить наблюдение за морем: прошел отряд главных сил и могут остаться плавающие мины. Правда, их должны бы расстрелять катера МО, но где гарантия, что расстреляны все?
— Наверное, товарищ командир, надо выставить дополнительных наблюдателей и каждому дать в руки по футштоку. Вдруг обнаруженную мину отталкивать придется?
— Добро, командуй. — Я повернулся к Кононову. — Расчету стомиллиметрового орудия тоже надо усилить наблюдение за водой.
— Уже приказал, товарищ командир!