Огненные иероглифы

Он поселился здесь недавно, а до этого работал шофером, колесил по всей Африке, побывал и в Кано, и в Абиджане, и в Ломе, водил машины в Бамако.

— Наверное, потому вы и сейчас у дороги обосновались, что можете встретить здесь старых друзей? — спросил я его.

— Тут нужен кузнец. Едут крестьяне, берут с собой ножи, мотыги. Иной раз в машине какую-нибудь мелочь надо починить. Конечно, и старых друзей часто встречаешь, — добавил он.

К передним столбам навеса была прибита доска, на которой лежали голубоватые от окалины мотыги, длинные ножи, которыми крестьяне в этих краях выкашивают траву, капканы. Торговля шла довольно бойко, и кузнец ежеминутно отходил, чтобы показать свои изделия и поторговаться с покупателем.

«Куда только не попадут изготовленные в этой кузне орудия!» — подумал я. Крестьянин-моси в конусовидной, плетенной из соломы и отделанной кожей шляпе отвезет купленные ножи в свою деревню где-нибудь в верховьях Вольты. Торговцы-хауса из Северной Нигерии закупят несколько мотыг, которые с выгодой перепродадут в окрестностях Сокото или Кано.

В колонне автомашин началось движение — паром подошел к берегу. Два сильных, ловких парня закрепили его тяжелыми цепями у причала, и машины медленно поползли на трап. Минут через десять паром был уже снова далеко от берега.

Местечко Етжи, где находится переправа, расположено километрах в восьмидесяти ниже слияния Черной и Белой Вольты, образующих собственно Вольту. Река здесь широка и полноводна. Было время паводка, река вздулась от идущих над саванной ливней, и вода побурела от смытой земли. Стремительное течение быстро приближало паром к левому берегу.

И вот остались позади Еджи, река, паром. Прямая дорога идет через саванну.

А всего только час тому назад я ехал среди тропического леса. Узкая лента дороги была как дно глубокой зеленой пропасти. Две стены леса, тонкая полоса голубого неба, исчезавшая, когда кроны деревьев сливались над головой, мокрый, холодный воздух — таким остался позади лес.

В лесу деревни прижимались к самой дороге. Дома были низкие, глинобитные, иногда покрашенные в белый или розовый цвет. Рядом с деревнями мелькали небольшие поля кукурузы. Вдоль дороги сидели неизбежные торговки — с мисками, полными бананов, очищенных апельсинов и кукурузных початков. Кое-где уже собрали урожай какао-бобов, и у домов ярко поблескивали груды больших оранжевых плодов. Как не похожа саванна на этот мир тропического леса!

Сам воздух стал другим — сухим и горячим. Деревья расступились, голубое небо перестало быть узкой полоской, оно широким теплым покрывалом раскинулось над землей. В высокой густо-зеленой траве ярко-желтым пламенем полыхали кустарники. Стайку опустившихся на придорожную мимозу алых птичек «солдатиков», или, как их еще называют, «кардиналов», можно было спутать с цветами.

Появились первые баобабы. С началом дождей на их толстых корявых ветвях распустились белые цветы. Они свисали на длинных стеблях, как большие снежные шары. Некоторые отцвели, и на их месте обнаружились пока что маленькие зеленые плоды.

Выйдя из машины, я долго смотрел на раскинувшиеся вокруг просторы. Рыхлая земля была горяча и насыщена влагой. Поля ярко зеленели. В этих местах они невелики: три-четыре вооруженных мотыгами человека не могут поднять большого поля.

На каждом поле виднелось по нескольку деревьев — опыт научил крестьян, что их ветви защищают посадки от солнца и смягчают палящий ветер пустыни — харматтан, а корни деревьев удерживают плодородный слой от размыва во время страшных летних ливней.

Земля дорогá здесь, дорогá вложенным трудом и пролитым на ней потом. Ее и много — потому что крестьяне не могут освоить всех свободных участков, и мало — потому что уже освоенная земля не способна прокормить всех. Крестьяне сеют просо, сорго, кукурузу, а в низинах, где застаивается дождевая вода, — рис. Когда приходит пора полевых работ, от восхода до заката солнце обжигает согнутые крестьянские спины. У крестьянской мотыги короткая ручка — чтобы ближе к земле были крестьянские глаза, чтобы не упустили они побега сорняка или комка ссохшейся, закаменевшей земли.

По мере того как развертывалась дорога, постепенно исчезали прямоугольные или квадратные в основании дома народа акан. Их сменили круглые хижины. Из-за высокой травы или побегов сорго выглядывали их островерхие соломенные конусы. Дорога шла по стране Дагомба.

Несколько островерхих хижин образуют здесь двор, заселенный одной, так называемой большой семьей. Дома соединены невысоким тростниковым или глинобитным забором, и пройти внутрь двора можно только через хижину, предназначенную для встреч и приема гостей. Справа от входа в этой хижине устроено небольшое возвышение для старейшины — главы семьи. В центре внутренней площадки, расположенной между жилищами, также небольшое возвышение; оно предназначено для костра, на котором готовят пищу для всех членов семьи и вокруг которого собираются на вечернюю трапезу. Эти часы у костра — время отдыха, воспоминаний о прошлом и планов на будущее — лучшее время дня.