На третий день, часов в одиннадцать утра, когда армия остановилась на привал, пришло известие: английский принц переправился через Луару и приближается к Пуатье. Судя по всему, армия Эдуарда Черного была вдвое меньше армии короля Иоанна, и к тому же его воины были измучены долгими месяцами рейдов по городам и весям Франции. Французы наверняка должны были одержать победу.
– Вперед, на Пуатье! – разлетелось над огромным лагерем, да так громко, что земля задрожала под ногами Люка, задрожало все его тело и голос его слился с другими голосами в мощном крике: – На Пуатье!
Потому что сердцем он знал, что именно там встретится наконец со своей возлюбленной.
Два дня после прибытия обеих армий под Пуатье французский и английский главнокомандующие, подбадриваемые посланцами Папы Римского, вели не слишком чистосердечные переговоры о перемирии. Но никто не захотел уступить. Судьба Франции должна была решиться на поле брани.
Третий день оказался воскресным, и ни одна из сторон не захотела нарушить его святость пролитием крови.
На рассвете четвертого дня Люк в полном боевом облачении сидел на подрагивающем от нетерпения коне, закованном в броню и шлем, украшенный пышным алым султаном из перьев. Рядом с ним сидел Поль де ля Роза в плаще цвета первозданного снега.
Справа и слева от них не было никого, а перед ними простирался луг, окутанный густым туманом. В тумане скрывался неприятель. Они находились на острие клина, готового к атаке. За ними стояли четверо знаменосцев, а за теми – восемь рыцарей де ля Роза. Поль сам вызвался возглавить атаку, и у Люка не оставалось иного выбора, кроме как занять место рядом с ним. Они не разговаривали – отчасти из-за напряжения, но отчасти также из-за того, что были в шлемах, мешавших что-либо слышать и не дававших возможности вести обычную беседу.
Вдруг сзади грянули трубы. То был сигнал к началу атаки. Великий старый воин Поль де ля Роза взревел и высоко поднял в правой руке длинный меч, а левой рукой сжал щит и поводья, пуская вскачь сверкающего броней коня.
Двести рыцарей оглушающе взревели в ответ, и сердце Люка яростно забилось, когда загрохотали копыта и воины ринулись вперед, рассекая обволакивающий лицо влажный туман. Какофония воплей постепенно выровнялась в один боевой клич:
– За Бога и за Францию!
Чуть впереди скакал, не опуская меча, Поль де ля Роза. Он кричал:
– За госпожу Беатрис!
– За госпожу Беатрис! – закричал вслед за ним Люк и тоже поднял меч, потому что из тумана навстречу им уже потекли темные фигуры, темный поток, который тут же отсек Люка от отца.
Остальные рыцари атакующего клина мчались слева и справа от него, быстро поглощая меньшую по численности английскую пехоту.
Люк поморщился, опуская блестящий острый клинок на шею и плечи пехотинца-простолюдина в грязной одежде, с грязным лицом. Каким бесчестным ему это казалось! Неприятель явно предполагал, что французы поведут сражение в своей обычной манере, бросив вперед, на растерзание противника, пехоту, а уже затем введя в бой конницу, состоящую из лиц более благородного сословия…
Люк быстро помолился за английского солдата, издавшего предсмертный крик и рухнувшего на землю. А вокруг его товарищи-рыцари уже вовсю ликовали:
– Победа! Наша победа!
Но тут посреди этого восторга началось сущее безумие. Прямо с неба посыпались стрелы, смертельно быстрые черные стрелы! И французские воины, только что с улыбкой кричавшие: «Победа!», падали замертво, не успев произнести последнего слога.
Повсюду лилась кровь, слышались крики и предсмертные хрипы рыцарей и их лошадей, звенели, дрожа, деревянные древки, только что вонзившиеся в тела. Люк видел это, но не мог позволить себе испугаться. И хотя он не видел отца, но был спокоен за него, зная, что тот хорошо защищен магическим кругом, как и сам Люк. Смертоносные стрелы со свистом пролетали мимо его шлема, груди, свободного от брони крупа коня, но не задевали его, а вонзались либо в землю, либо в тело одного из его несчастных соратников.
Люк бился почти целый час, но не мог пройти за линию английских пехотинцев, стремившихся вперед и вперед. Он уже понимал, что вокруг происходит настоящая трагедия, понимал, что виноваты в этом длинные английские луки: так много французских тел – и людей, и животных – лежало на израненной земле, что даже англичане спотыкались о них, пытаясь наступать.
Ту повсюду раздались крики французов:
– Назад! Отступаем! Они перебьют нас всех!
И Люк скорее почувствовал, чем увидел, что за его спиной сотня, тысяча человек побежали, потекли назад к городу. Но он остался, намереваясь продолжать бой до тех пор, пока не поступит приказ короля или отца об отступлении. А король не мог признать поражения, ведь войска Черного Принца более чем вдвое уступали его армии по численности.