Французский король держал в Версале целый зоопарк, была в котором и стая бабуинов. Придворные обожали по весне гулять возле их клеток, восхищаясь сексуальным аппетитом самца и его ярким задом. Маркиз дю Ровель как-то заявил, что готов сделать себе такую же татуировку, если это позволит снискать ему благосклонность неких дам. Однако мадам де ла Турель ловко его осадила: если мол, оснащением не вышел, крашеный зад дело не поправит.
— Кстати, о хвостах… — шепнул мне на ухо Джейми. — Ты опять надела эти чертовы штаны?
— Да…
— Сними.
— Зачем? — притворно ужаснулась я. — Хочешь, чтобы я себе все отморозила?
Он хищно, словно дикий кот, прищурился.
— Не отморозишь. Обещаю.
Он встал у меня за спиной, и пылкий жар костра сменился приятной прохладой его тела… хотя пылкости в Джейми было не меньше, как я почувствовала сквозь юбки, когда он обнял меня за талию и привлек к себе.
— О, так ты его нашел? Как мило!
— Что нашел? Вы что-то теряли? — перебил Роджер, держащий в руке бойран, а под мышкой — свернутое в рулон одеяло.
— А, всего лишь старые штаны, — отмахнулся Джейми. Руки скользнули за пояс моей юбки — благо сверху была повязана шаль. — Будешь петь для нас перед сном?
— Если хотите. Правда, я собирался выучить пару новых песен. Эван обещал спеть что-то про силки, его бабушка научила.
Джейми рассмеялся:
— О да, я ее тоже знаю.
Роджер изумленно вскинул брови, а я извернулась в руках Джейми, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Ну, сам спеть, конечно, не смогу, — мягко ответил тот, видя наше удивление. — Но слова помню. Эван часто ее пел в Ардсмуре. Она довольно пошлая, — добавил Джейми с чопорным видом, который всегда принимают горцы перед тем, как произнести вопиющую похабщину.
Роджер расхохотался.
— Тогда я лучше ее запишу. Для грядущих поколений.
Джейми тем временем умело развязал мой пояс, и брюки (я стащила их из его гардероба, и потому они были ужасно велики) свалились на землю. Холод тут же обжег голую кожу. Я шумно втянула воздух.
— Холодно, правда? — Роджер поежился и нарочито застучал зубами.
— Да, есть немного, — саркастично согласилась я. — Даже бабуины себе все отморозили бы.
Джейми и Роджер громко закашлялись.
Пока Джейми расставлял часовых, я обустраивала место нашего ночлега. Убрала с земли самые большие камни, выломала из лапника толстые сучья и застелила пледом. Вдали от костра было холодно, но всерьез я задрожала, лишь когда Джейми меня обнял.
Хотелось поскорее забраться под одеяла, однако Джейми не пускал. Он вроде бы не изменил своих намерений, но что-то его отвлекало. Он стоял совершенно неподвижно, вслушиваясь в тишину и глядя в темный лес. Лишь ближайшие стволы поблескивали на свету пламени — а дальше деревья тонули в бездонной мгле.
— Что такое?
Я отступила на шаг, и Джейми сжал меня еще крепче.
— Не знаю. Что-то чувствую, саксоночка…
Он повернул голову, словно волк, принюхивающийся к ветру. Было тихо, только деревья шелестели.
— Пусть не твой ринит, но что-то там есть, — прошептал он, и волосы у меня на затылке поднялись дыбом. — Сейчас,
Он пошел поговорить с мужчинами, а мне, лишенной его тепла, стало ужасно холодно. Я нервно закуталась в одеяла.
Что он мог почувствовать там, в темноте? Я уважала его интуицию: Джейми много лет охотился и скрывался от преследователей и потому остро ощущал даже незримое присутствие хищника или дичи.
Вскоре Джейми вернулся и сел рядом.
— Все хорошо. Я велел, чтобы часовых было двое, а остальные держали под рукой заряженные ружья. Надеюсь, обойдется.
Он глядел в сторону леса, теперь уже задумчиво, а не тревожно.
— Все хорошо, — повторил он более уверенно.
— Оно ушло?
Джейми изогнул в улыбке губы, мягкие в жесткой щетине рыжей бороды.
— Я не знаю, что там было, саксоночка. Вроде бы кто-то смотрел на меня — может, волк или сова, а может, какой шальной лесной дух.
Свет костра окутывал мужскую голову и плечи сияющим ореолом. Сквозь треск пламени доносился голос Роджера, хрипло вторящий Эвану. Джейми забрался под одеяло, и я нашарила пояс его штанов.
Дрожа от холода, мы торопились согреть друг друга. Джейми повернул меня на бок, задирая многослойные юбки, и под теплым одеялом наши тела слились. Я лежала лицом к лесу, глядя, как пламя пляшет на блестящих стволах, а Джейми двигался позади и внутри меня так нежно и медленно, что даже листья под нами не шелестели. Голос Роджера набирал силу, становился громче и увереннее, а наша дрожь понемногу утихала.
Я проснулась под иссиня-черным небом, умирая от жажды. Джейми хрипло сопел мне на ухо. Я видела сон — один из тех смутных кошмаров, которые забываются с пробуждением, но оставляют после себя неприятный привкус во рту и мыслях. Мечтая о глотке воды, а заодно и об освобождении мочевого пузыря, я выбралась из рук Джейми. Он зашевелился и простонал что-то, не открывая глаз.
Я потрогала его лоб. Холодный, лихорадки нет. Может, и впрямь обычная простуда? Я встала, не желая покидать теплое святилище нашего гнезда.