— Счастливого Рождества, — тихо сказала Брианна. Она встала рядом, обнимая Роджера за талию.
— Спасибо. Боже, Брианна, ты просто чудо!
Он жадно поцеловал ее, чтобы унять странную тоску.
— Взгляни, там еще один.
Все-таки Брианна отлично рисует, так что кровь стынет в сердце. На верхнем листе она изобразила ярость грозового неба, волю и невероятное мужество. Нижний рисунок, пусть и в тех же черно-серых тонах, был совсем другим.
Мертвый гусь висел, подвешенный за лапы. Шея выгнута, крылья распластаны, а клюв полуоткрыт, словно даже в смерти он звал товарищей. Каждое перо было прописано до мельчайших деталей. Роджер еще никогда не видел чего-то столь прекрасного… и безжизненного.
— Я рисовала прошлой ночью, — негромко сказала Брианна. — Все спали, а я не могла.
Не находя себе покоя, она слонялась по пустым коридорам, а потом, несмотря на холод, вышла и стала бродить по двору. В коптильне мерцали угли; она заглянула туда и поразилась красоте висящих гусей, белеющих на фоне зачерненных стен.
— Я проверила, спит ли Джемми, потом принесла этюдник и рисовала, пока пальцы не замерзли так, что я не чувствовала в руке уголь.
Только сейчас Роджер заметил на ее лице синие тени и представил, как поздно ночью, при одной лишь свече, она рисует мертвых гусей. Он хотел обнять ее, но она отвернулась и отошла к окну с дрожащими ставнями.
Морозный ветер рвал с деревьев последние серые листья и каштаны, которые картечью стучали по крыше.
— Перед самыми родами па рассказывал мне всякие истории. Я тогда мало что слышала… Хотя кое-что все-таки запомнила.
Брианна прижалась спиной к ставням, рукой держась за подоконник.
— Он сказал, если охотник убивает серого гуся, то нельзя уходить сразу. Серые гуси образовывают пару на всю жизнь, и если убить одного, второй будет оплакивать его до самой смерти. Если подождать немного, тот, второй, прилетит, и его тоже надо убить.
Глаза у нее были темными, и пламя свечи плясало в их глубине синими искрами.
— Вот я и подумала: вдруг так со всеми гусями? Не только серыми?
Роджер откашлялся. Ему хотелось успокоить ее — но не горькой ложью.
— Не знаю. Ты боишься, что у убитых тобой птиц остались пары?
Она плотно поджала губы.
— Не боюсь. Просто не могу выбросить эти мысли из головы. Что они летают там… одни. Ты уехал, а я все думала… ну, то есть я знала, что с тобой все будет хорошо… в этот раз, зато потом, в другой раз, ты можешь и не вернуться… А, ладно, забудь. Глупости.
Она хотела пройти мимо него в глубь комнаты, но Роджер поймал ее и крепко обнял, не давая увидеть своего лица.
В обычной жизни он Брианне ни к чему — он не умеет ни косить сено, ни пахать, ни охотиться. Если надо, она сделает все сама… или найдет себе другого мужчину. Вот только этим разговором о диких гусях она намекала: он нужен ей, и она будет его оплакивать. Может быть, всю жизнь. И в теперешнем его настроении это был самый ценный подарок.
— Знаешь, — тихо сказал он ей в волосы, — когда я был ребенком, соседи держали гусей. Таких здоровенных белых тварей. Целых шесть штук; они сбились в настоящую банду и запугали всю улицу.
— И тебя тоже?
Дыхание Брианны ласково пощекотало ключицу.
— Еще как. Только мы начинали играть, как они выскакивали, орали во все горло, клевали нас, били крыльями. Если я хотел выйти во двор, приходилось звать миссис Грэхем, чтобы та загнала этих тварей обратно в загон. А однажды утром приехал молочник. Они, как всегда, бросились на него, напугали лошадь, и та понесла. Прежде чем ее успели поймать, тележкой задавило двоих гусей. Прямо в лепешку смяло. Дети были в восторге.
Брианна не без удивления рассмеялась ему в плечо.
— И что было дальше?
— Миссис Грэхем их ощипала, и всю неделю мы ели пироги с гусятиной, — невозмутимо ответил Роджер. — Вот что я знаю о гусях: они те еще сволочи, но на вкус — объедение.
Он наклонился за грязным пальто.
— Ладно. Пойдем, я помогу твоему отцу с делами, а потом посмотрю, как мой сын умеет ползать.
Глава 34
Амулет
Я коснулась блестящей белой поверхности и на пробу потерла подушечки пальцев.
— Нет ничего жирнее гусиного сала, — одобрила и взяла большой черпак.
— Ага, корочка на выпечке получается просто загляденье, — согласилась миссис Баг. Стоя на цыпочках, она ревностно следила, как я разливаю топленый жир на два горшка: один для кухни, второй для хирургического кабинета.
— На Хогманай[56]
мы испечем чудесный олений пирог. — Она мечтательно прищурилась. — А еще сделаем хаггис[57], и каллен-скинк[58], и кроуди[59] с кукурузной крошкой… а на сладкое большущий пирог с изюмом, джемом и топлеными сливками!— Отлично, — пробормотала я, строя на гусиный жир собственные планы, вроде мази из дикой сарсапариллы для ожогов и ссадин, ментолового бальзама для заложенных носов и чего-нибудь успокаивающего и душистого для опрелостей… может, из лаванды и размельченных листьев бальзамина?