Огненный крест. Бывшие

В октябре того же, 1910 г. Ленин выезжает в Брюссель на 11-ю сессию Международного социалистического бюро.

За несколько дней до кончины Льва Толстого Ленин в двух письмах к Горькому разъясняет ошибочность его взглядов на причины и характер раскола между большевиками и отзовистами-богостроителями, указывает, что основа раскола — в различных взглядах «на весь современный момент (и на марксизм, конечно)». Он благодарит Горького за то, что тот своим дарованием художника приносит рабочему движению столь ощутимую пользу.

Надо полагать, учел и это ленинское обращение Алексей Максимович. Уже не один год он насыщается духом партийных сочинений, подчиняя им талант и темперамент. С разъяснений Ленина он осознает, что закладывает основы новой литературы — литературы будущего социалистического общества.

Борьба за ленинизм — это не борьба за сохранение утопии Ленина. Это откровенная борьба за сохранение партии в наше время, когда вдруг открылся авантюризм Главного Октябрьского Вождя. Это борьба за сохранение господства партии над жизнью народа. Об идеалах речь и не идет (при чем тут ленинизм, надо удержать власть!), идет борьба за власть, а без ленинизма нет партии, она тогда совершенно «голая»: одно насилие, жестокость и глупость. С Лениным сей жизнелюбивый набор сохраняется, но к нему все же добавляется какой-то набор и утопических представлений. О том, что они, эти утопические представления, обошлись народам морями крови и дикими средневековыми тираниями, разговор как-то не затевается. Вроде все само собой подразумевается: извращения не дали развернуться утопии. Не вспоминают, что утопией сам вождь макнул народ аж по самое темечко, пока не сразил его мозговой удар. Не вспоминают, что жизнь дала пробу всем положениям утопии — до национальной катастрофы довела великий народ. Об этом молчат, ровно все это происходило не с партией Ленина, а где-то в иных мирах.

И цепляются за своего идола, поскольку нет без него партии, а в наличии одна кровь и неправда: никакими красками не перемазать их в добро и справедливость. За всеми этими построениями — господство партии над жизнью народа, господство партийных верхов над законом.

Жану Жаку Руссо принадлежат слова:

…Умеющих хватать, сдиратьИ не давать, а только брать.

Для них сохранение ленинизма — вопрос жизни и смерти их паразитной, насилующей жизни. Им надо бороться за Ленина — иначе не сохранить власть над народом.

Вечный мертвец учит жизни. Их жизни.

«Помогай вам Бог»[102], — любил наставлять своих единомышленников Толстой. Свой, сокровенный смысл вкладывал в это напутствие…

7 ноября смерть обрывает переписку…

А Ганди Великую Душу упокоят пули изувера террориста в 1948 г. на 79-м году жизни.

Поклон вам, Великие Души!..

Горький писал о Толстом: «Его интерес ко мне — этнографический интерес. Я, в его глазах, особь племени, мало знакомого ему, — и только».

Надо сказать, характеристики Льва Толстого весьма далеки от евангельских. Едкие, беспощадные, порой оскорбляюще-жестокие (и пинок, и удар хлыстом), они выставляют Льва Николаевича отнюдь не терпимым к роду человеческому непротивленцем. Мне редко доводилось читать столь беспощадные и унижающие характеристики, чем те, которые давал граф писателям, да и не только им.

Он уже рисуется двояко: и страдающим, скорбящим за род человеческий, и страстно проповедующим добро, душу, смирение, и бьющим ближнего наотмашь и по левой, и по правой щеке (уж какое тут подставление щеки обидчику, тут мечь, огонь, кровь!).

И евангелист — и помещик-крепостник, учитель жизни, наставник — и цинично-развязный господин… Когда долго всматриваешься в графа Толстого, это раздвоение уже не мнится, оно зримо: в одном человеке живут и действуют два совершенно разных Толстых. Настоящий — тот крепостник-помещик, распорядитель человеческих жизней, господин, а второй — венец развития души, совершенствования мысли. Эгоист, себялюбец сталкивается с евангелистом. Непрерывное борение этих двух начал и есть Лев Николаевич Толстой, хотя и это деление условно. Сам он гораздо более сложен. Я прочерчиваю только ведущие черты характера, жизни, судьбы…

Для Ленина и большевиков Толстой и его последователи были как бы зараженные: в них неизлечимые язвы старого мира. Надо перешагнуть через таких, они только вяжут движение. Полистайте записные книжки и дневники Толстого хотя бы за последний год жизни — «зараза» так и прет.

«Спасаясь от разбойников, постоянно организованных, признаваемых благодетелями, отдаемся в руки правительств».