Огненный крест. Бывшие

Догматы марксизма-ленинизма лишили разум простора и самостоятельности — все идеи и мысли кружат в замкнутом пространстве.

Социалистическое военно-государственное искусство пронизано благороднейшей задачей превращения людей в одно покорное, бездумное стадо, приставленное к станкам, плугам, комбайнам, отбойному молотку…

Право говорить от имени народа монополизировано вождями партии. С момента революции они якобы воплощают собой диктатуру пролетариата — класса, которого они не знали, не могли знать из-за своей совершенной отдаленности от него. Они сами себя произвели в вожди. Но сумели это сделать опять-таки лишь через партию, то есть через свои миллионы щупальцев… Полагалось как само собой разумеющееся, что народ должен думать точь-в-точь как партия, хотя в стране всегда действовала и действует система тотального подавления всякой мысли, отличной от «спущенных сверху». Как таким образом становились известными мнения, настроения народа — великая тайна партийных бюрократов.

Люди, лишенные привычной духовной основы и вообще всего того, что объясняло бы мир, приняли ленинизм, внушаемый всей мощью государственной пропагандистской машины, как бы вместо религии, ибо никакого чудодейственного прозрения в считанные годы произойти не могло. Россия во всей своей многомиллионной толще оставалась неграмотной, заскорузлой, отсталой. Вскоре, по примеру Священного писания, был создан «Краткий курс истории ВКП(б)» — его задалбливали в старших классах школ, институтах, на обязательных занятиях всего несчетного множества курсов, кружков, семинаров и т. п. Задача была одна — превратить марксизм, точнее, ленинизм в религию. Внушить людям бездумное поклонение, фанатичную преданность, следование каждой букве доктрины.

Этот строй стоит на лжи. Он не может существовать без постоянной массированной лжи. Она скрепляет его неправые устои, является существом этих устоев.

На месте кипучей творческой жизни русского общества проросло мертвое схоластическое древо — корни его углублялись в толщу мертвых тел, влагой питала кровь.

Горе горькое по свету шлялося, И на нас невзначай набрело…

Воцарилась новая несправедливость, несравненно более лицемерная и бесчеловечная…

Дух народа, закованный в объятия скелета…

И ОПЯТЬ ЗВУЧИТ ГОЛОС ИЗ ТЕХ ЛЕТ…

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

«Начинаю это письмо под впечатлением английской делегации. В нашем местном официозе напечатана или перепечатана откуда-то статья «Наша скорбь», сопровождающая письмо Ленина к английским рабочим. В ней прямо говорится, что, наряду с гордостью нашим революционным первенством, русские коммунисты переживают «трагедию одиночества»…

Отбросив то, что можно объяснять полемической несдержанностью и увлечением, остается все-таки факт: европейский пролетариат за нами не пошел, и его настроение в массе является настроением того американского социалиста Стоуна, мнение которого я приводил во втором письме. Они думают, что капитализм даже в Европе не завершил своего дела и что его работа еще может быть полезной для будущего. Такие вещи, как свобода мысли, собраний, слова и печати, для них не простые «буржуазные предрассудки», а необходимое орудие дальнейшего будущего, своего рода палладиум, который человечество добыло путем долгой и небесплодной борьбы и прогресса. Только мы, никогда не знавшие вполне этих свобод и не научившиеся пользоваться ими совместно с народом, объявляем их «буржуазным предрассудком», лишь тормозящим дело справедливости.

Это огромная ваша ошибка, еще и еще раз напоминающая славянофильский миф о нашем «народе-богоносце» и еще более — нашу национальную сказку об Иванушке, который без науки все науки превзошел и которому все удается без труда, по щучьему велению. Самая легкость, с которой вам удалось повести за собой наши народные массы, указывает не на нашу готовность к социалистическому строю, а, наоброт, на незрелость нашего народа

(выделено мной. — Ю. В.)…

…Давайте честно и с любовью к истине поговорим о том, что такое теперь представляет наш народ.

Вы допустите, вероятно, что я не менее любого большевика люблю наш народ, допустите и то, что я доказал это всей приходящей к концу жизнью… Но я люблю его не слепо, как среду, удобную для тех или других экспериментов, а таким, каков он есть в действительности.

По натуре, по природным задаткам наш народ не уступает лучшим народам мира, и это заставляет любить его. Но он далеко отстал в воспитании нравственной культуры. У него нет того самоуважения, которое заставляет воздерживаться от известных поступков, даже когда этого никто не узнает…

Вы говорите о коммунизме — для социального переворота в этом направлении нужны другие нравы…