Читаем Огненный крест. Бывшие полностью

В общем, все в том же духе письма Ленина английским рабочим: или опуститесь на колени, или сгниете — таков наш принцип грядущего социализма. Тут и без всякого образования ясно (даже без начального): при подобном разрешении политических разногласий вообще не будет никаких других носителей идей, кроме ленинских (как Гитлер задумал решить еврейский вопрос, так и здесь геноцидом добиться полной идейной однородности). Будет лишь одна социал-демократия — большевистская, всегда единственно правая, так сказать, исторически обусловленная и подлинно народная (определенные основания так считать имелись). Так что меньшевики — это лишь ручеек в бурном потоке крови, пущенном большевиками на слив.

В каждой строке таких документов, как письмо английским рабочим, ответ Сегрю и др., клокочет кровавое человеколюбие вождя. Не таясь, он заявляет: резали — и будем резать! А все недовольные — это буржуазные выродки, холуи, предатели. Кто не с нами — ляжет под нашу поступь…

Нет, в короленковские времена народ еще не притерся к новой жизни, точнее, его не притерли. Это еще обычный народ, и он еще ропщет, защищает свои права, уходит к Махно, Антонову и прочим «батькам», не ведая, куда причалить от истребительно-карательной любви советской власти.

Ленин был самого лестного мнения о Ткачеве. С его помощью оглыбил свой взгляд на народ, который должен следовать за ними, большевиками, — и никаких одобрений не нужно. Одобрения — это вообще дань буржуазной демократии, видимость свободы, а не свобода. Революционная партия опирается на силу. Так сказать, не сознаете своего счастья, мы в вас его вобьем, пеняйте на себя.

Это насилие по Марксу, Ткачеву и по его, Ленина, принципам вождь приложил не только к враждебной большевизму стихии — имущим сословиям и интеллигенции, — но и к самому трудовому народу. Ленин его умело разделял, классифицировал и таким образом подводил под необходимость усечений, так сказать, по непокорно-враждебным частям. Он непрерывно вычленяет в народе все неподвластно-непокорное — и уничтожает, всякий раз не забывая об идеологическом объяснении-ярлыке. Ну не может «женевское» заведение без идеологического клейма. Человек любых достоинств враз за ним растворяется. Ну нет человека — одна враждебность, чужеродность и вызов. Тут и срабатывает заглатывающее устройство. Это уже и рефлекс, и потребность, и, само собой, классовая ненависть. «Чтоб кровь не обрызгала гимнастерку».

И однако, та же вера в Ленина, то же безрассудное поклонение.

Какой крик, какие доказательства еще нужны? Изгнить всему народу? Покрыть Россию могильными крестами?..

Но партия существует, в нее вступают, в ту КПСС, что несет на своих плечах безграничную власть генсеков.

Что еще нужно, дабы уразуметь, какая сила в нашей истории ставит нас на грань гибели?..

Дух народа, закованный в объятия скелета…

И УЖЕ В КОТОРЫЙ раз голос из тех лет, А МЫ БУДТО ОГЛОХЛИ — НЕ СЛЫШИМ…

ПИСЬМО ШЕСТОЕ, ПОСЛЕДНЕЕ

«…У вас схема совершенно подавила воображение. Вы не представляете себе ясно сложность действительности.

Но прежде всего вы сделали у себя самое легкое дело: уничтожили русского буржуя, неорганизованного, неразумного и слабого. Вам известно, что европейский буржуа гораздо сильнее, а европейский рабочий не такое слепое стадо, чтобы его можно было кинуть в максимализм по первому зову… У западноевропейских рабочих более сознания действительности, чем у вас, вождей коммунизма, и оттого они не максималисты. После переписки Сегрю и Ленина дело ясно: европейская рабочая масса в общем не поддержит вас в максимализме. Она остается нейтральной в пределах компромисса…

Вы… прекратили буржуазные способы доставки предметов первейшей необходимости, и ныне Полтава, центр хлебородной местности, окруженная близкими лесами, стоит перед голодом и перед лицом близкой зимы вполне беззащитная. И так всюду, во всех областях снабжения. Ваши газеты сообщают с торжеством, что в Крыму у Врангеля хлеб продается уже по 150 р. за фунт. Но у нас (т. е. у вас) в Полтаве, среди житницы России, он стоит 450 р. за фунт, т. е. втрое дороже. И так же все остальное.

…Жизнь берет свое: несмотря на ваш запрет, кожевники-кустари то и дело принимаются делать кожи, удовлетворяя таким образом настоятельнейшие потребности в обуви ввиду зимы… Пока… не узнают об этом преступлении наши власти и не прекратят его… Конечно, вы можете сказать, что у вас уже есть кое-где «советские кожевни», но что значат эти бюрократические затеи в сравнении с огромной, как океан, потребностью. И в результате посмотрите, в чем ходят ваши же красноармейцы и служащая у вас интеллигенция… в лаптях… в кое-как сделанных деревянных сандалиях…

Перейти на страницу:

Все книги серии Огненный крест

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза