Огненный крест. Бывшие

«При обыске на месте в камеру или барак неожиданно врывается группа надзирателей, которые молниеносно загоняют всех заключенных в один угол. Одни наблюдают за ними (не пытается ли кто что-либо спрятать или уничтожить), а остальные обыскивают освобожденную часть помещения и заключенных. Обыскиваются все щели в стенах, полу, столах и т. п., постель и пр. Там, где имеется параша, ее заставляют приподнять (не укрыто ли что-либо под ней?), а затем отнести в уборную и опорожнить, чтобы проверить, не было ли что-нибудь опущено в нее.

Все пожитки заключенного осматриваются по отдельности. Все карманы выворачиваются: во все надпоротые места засовывается палец или рука; все швы старательно прощупываются; обувь сгибается (не запрятано ли в подметке лезвие?), а каблуки внимательно изучаются (нет ли в них тайника?), и в случае неясности их ковыряют ножом, которым затем прорезывается арестантский хлеб и другие продукты, а также мыло. В зубном порошке обыскивающий ковыряет черенком зубной щетки и проверяет, не отточен ли он, и то же — черенок алюминиевой ложки; не оторвано ли ушко от алюминиевой казенной кружки. В тюрьмах ломаются все зэковские изделия из хлеба или папиросных и спичечных коробок (футляры для очков и пр.), дабы убедиться, не запрятаны ли в них иголка или лезвие.

Личный обыск начинается с команды «Разденьтесь!». Не касаясь обыскиваемого, надзиратель велит ему самому прощупать бороду и волосы (в следственных тюрьмах не стригут в обязательном порядке). Велит открыть рот и заглядывает туда; велит пошевелить языком (не укрыто ли что-либо под ним). Затем велит поднять руки и смотрит, нет ли чего под мышками. Потом осматривает руки и ладони, причем пальцы должны быть раздвинуты.

Следующая команда: «Подымите член!», затем — «Откройте член!», причем непонимающему новичку надзиратель терпеливо разъясняет, сдвинув два пальца и сделав ими движение вперед: «Он у вас закрытый. Откройте его!» — и его два пальца движутся назад.

Затем: «Сделайте приседание!» (не выпадет ли что-либо зажатое ягодицами). Потом: «Повернитесь кругом!» После осмотра спины — новая команда: «Нагнитесь. Положите руки на ягодицы. Раздвиньте!» Когда надзиратель добросовестно исполняет свой служебный долг, лучи красной звезды на его фуражке озаряют глубины зэковского заднего прохода…

Наконец, осматриваются ступни, причем велят пошевелить пальцами ног…

Если обыскивает женщина (женщину. — Ю. В.), она обязана, надев резиновую перчатку, проверить влагалище.

Обычно личный обыск длится от 5 до 30 минут, а обыск помещения — до 2–3 часов, в зависимости от его размера и численности заключенных. Иногда обыск устраивают ночью…»

Леопольд Треппер — «звезда» первой величины в советской разведке — и тут не потерял присутствия духа.

«— Повернитесь! (Я подчиняюсь). Возьмите свои ягодицы в руки и раздвиньте их. Шире, шире…

Он наклоняется к моему заду. Я взбешен.

— Вы потеряли там что-нибудь? — невольно вырывается у меня…»

И это тоже Россия…

Мама…

Мне было пять лет, когда в детском саду, играя, я промок до нитки. Кому было до этого дело? А стояли холода — и я заболел крупозным воспалением легких. В ночь кризиса старый доктор просидел над постелью всю ночь — я лежал дома. Тогда не было ни антибиотиков, ни сульфамидных препаратов. Человек болел и выживал сам.

К рассвету температура круто пошла вниз: 40°, 39°, 38°, 37°…

Доктор вышел к маме и сказал:

— У вашего сына могучее сердце. Он будет жить.

Мама рассказывала, как накануне она ходила в аптеку. Она шла по Москве с рецептом и рыдала. Я должен был умереть… но сердце распорядилось иначе.

Это приключилось зимой, после Нового года. Летом мама добилась, и ей дали долгосрочную путевку для меня. Следовало залечить легкие. Она отвезла меня в Евпаторию. Я впервые оказался без мамы, брата, тети Юли…

Мама вернулась в Москву — и не могла успокоиться. Не было покоя. Ее донимали мрачные предчувствия. Она смогла вытерпеть лишь две недели — и сорвалась назад, в Крым. Господи, когда я увидел ее — я задохнулся от счастья! Когда нас вели на прогулку к морю, я выглядывал маму. Она шла поодаль, ей не разрешали идти с нами. Вот ее платье в цветах — это был модный рисунок ткани накануне войны. Мама, мамочка!..

Я так прижался к ней — никогда, никогда на расставаться!

Вместо 40 дней я пробыл в Евпатории четырнадцать.

Мы вернулись домой утром 22 июня 1941 г. Мы обнимались с братом, после играли и не могли наглядеться друг на друга — до моего поступления в Суворовское училище мы были неразлучны. Не знаю, как он, а я страшно тосковал без него.

Мы играли в нашей комнате, когда на кухне раздался приглушенный плач. Я обратил внимание, что радио мама включила очень громко. Мужской голос заполнял всю кухню. Мама слушала — и плакала…

Это выступал Молотов: на нашу страну напали немцы.