Огненный поток

При появлении Кесри батраки, одетые в изношенные рубахи и штаны, заскулили и, не вставая с корточек, стали раскачиваться с пятки на носок. Лица до полусмерти напуганных крестьян превратились в потешные маски ужаса.

Кесри предпринял вялую попытку жестами объяснить, что пришел за провизией. Однако дурно исполненная пантомима действия не возымела, ибо китайцы зажмурились, словно им явился жуткий призрак, на который взглянуть невозможно.

И что теперь? Кесри досадливо сплюнул.

Все это без толку: даже если батраки его поймут, они не вправе распоряжаться хозяйскими припасами. И потом, кто же добровольно расстанется с плодами тяжкого труда? Ни один крестьянин, будь то здесь или в родном Наянпуре, на это не согласится, если только речь не идет о спасении собственной шкуры, поскольку просьба незваных гостей подкреплена наставленным дулом ружья. Именно это сейчас и происходит — грабеж средь бела дня, иначе не скажешь. И надо же, чтоб все это выпало на долю простому хавильдару, и лишь по прихоти его командира! Пожалуй, лучшее, что можно сделать, так это поскорее отсюда убраться.

Кесри приказал обозникам взять пять мешков риса и две корзины овощей.

— Укройте парусиной, а то вдруг дождь, — сказал он.

Кесри вышел из амбара и оторопел, увидев возле ворот кучку людей в обычной одежде китайских крестьян — блузы, штаны, островерхие шляпы. Но поразило его не облачение незнакомцев, а то, что Маддоу разговаривал с одним из них.

— Эха ка хота

, это еще что такое? — рявкнул Кесри, пересекая двор. Прежде чем он дошел до ворот, кучка растаяла, сделав погоню бессмысленной. — Ву лог каун рахлен, кто они такие? — Кесри грозно глянул на великана. — Ты их знаешь?

Лицо Маддоу ничуть не утратило всегдашней сонливости.

— Они матросы. Китайские ласкары. С одним я служил на корабле. Он был моим боцманом. Вот и все.

Кесри прожег его взглядом.

— Не врешь?

— Никак нет, хавильдар-саиб, могу поклясться.

Похоже, великан чего-то недоговаривал, но выяснять было некогда — уже накрапывал дождик.

— Стройся!

Отряд прошел всего сотню-другую ярдов, как небеса разверзлись, и дождь полил стеной.

Близился вечер, смеркалось. Обернувшись, Кесри разглядел островерхие шляпы, маячившие позади колонны. Не собеседники ли Маддоу плетутся за нами? — подумал он. Но великан с огромным мешком на плече шел в середине строя, свободной рукой поддерживая кувшин с водой, который нес Раджу.

Успокоенный Кесри вновь устремил взгляд вперед.

Вскоре Раджу почувствовал, что Маддоу замедляет шаг, что было неудивительно, ибо груз его казался неподъемным.

— Тхак гайе хо, ты устал? — шепнул мальчик.

Маддоу безмолвно покачал головой, что тоже не удивило — Раджу знал, что великан не словоохотлив. Прошлой ночью старшие мальчишки хотели, как они выразились, прищучить Раджу, но тут откуда ни возьмись появился Маддоу и одним своим видом отпугнул забияк. Всю ночь он был рядом, но не проронил ни слова. Раджу знал, что без великана ему пришлось бы туго. После гибели Дики он быстро понял, что тот был ему не просто другом, но защитником. С его уходом Раджу превращался в легкую добычу задиристого хулиганья. Даже нынче мальчишки, улучив момент, к нему цеплялись, и сейчас он был рад соседству великана.

Раджу не придал значения тому, что вместе с ним постепенно оказался в хвосте отряда. Под шум дождя, лившего как из ведра, Маддоу тихо проговорил:

— Знаешь, тебя кое-кто ждет. Оглянись.

Сквозь дождевые струи Раджу различил контуры фигуры в островерхой шляпе.

— Кто это? — испуганно прошептал он.

— Не бойся. Это друг. Он отведет тебя к отцу.

— Правда? — Раджу истомился по весточке от отца, но и представить не мог, что вот так ее получит.

— Пойдешь с ним, — прошелестел Маддоу. — Все будет хорошо. Не опасайся.

— Но кто он? Как его зовут?

— Серанг Али.

У мальчика скакнуло сердце — он знал это имя из рассказов Ноб Киссина-бабу.

— Что я должен делать? — спросил Раджу.

— Ничего, просто остановись. — Без дальнейших слов Маддоу забрал у него кувшин и ушел вперед.

Через минуту колонна скрылась за дождевой завесой. Подле Раджу возник человек с жиденькими вислыми усами, чья свирепая наружность напугала бы, если б в точности не соответствовала описанию Ноб Киссина-бабу.

В следующее мгновенье Раджу оказался под плетеной соломенной накидкой, скрывшей его форму, а кивер уступил место островерхой шляпе. Взяв мальчика за руку, серанг Али свернул на тропинку.

— Держись рядом и молчи, — сказал он. — Если кто с тобой заговорит, притворись немым.

Долгие часы ожидания на сампане, пришвартованном неподалеку от деревни Сань Юань Ли, показались Нилу самыми тягостными в его жизни. Если б ему позволили войти в отряд серанга Али, он бы чувствовал себя хоть чем-то занятым, но боцман был непреклонен: ни в коем случае, сказал он, ты не должен покидать сампан. Страсти накалены до предела, и стоит крестьянам заподозрить, что к ним затесался хаак-гвай, его беспременно убьют.