Дабы Нил не нарушил приказ, к нему был приставлен Джоду, который усердно нес охранную службу, не разрешая своему подопечному даже высунуться из-под лодочного навеса.
К счастью, Нил, покидая монастырь Океанский Стяг, прихватил с собою книгу «Бал бабочек», которую часто читал вместе с сыном. Он-то думал, знакомая вещица успокоит мальчика, но оказалось, что успокоение потребно ему самому, и под стук дождя он бесконечно перелистывал страницы.
В очередной раз проглядывая стишки, Нил услышал шепот Джоду:
— Гляди, возвращаются.
Всмотревшись, Нил различил контуры людей, выступившие из береговой темноты, и сердце его замерло, ибо все они принадлежали взрослым мужчинам. Значит, что-то пошло совсем не так. Из груди его ринулся вопль, но Джоду, ко всему готовый, наглухо зажал ему рот.
Потом фигуры приблизились, и от них отделилась прежде скрытая меж ними тень. Ростом она была с мальчика, однако Нил, ополоумевший от беспокойства, уже не верил своим глазам и только рвался из хватки Джоду.
Но тот выпустил пленника, лишь когда мальчик взошел на сампан.
— Раджу? — Нил распахнул объятья. — Раджу?
Он все повторял и повторял это имя, пока Раджу спокойно не ответил:
—
И тогда Нил, уткнувшись в его худенькое плечо, разрыдался, и тогда сыну пришлось утешать отца:
— Все хорошо, папа, все хорошо.
Вспомнив о книжке, которую так и держал в руках, Нил подал ее сыну:
— Смотри, что я для тебя приготовил.
Глянув на обложку, Раджу нахмурился и сказал тихо, но твердо:
— Папа, ты понимаешь, что я уже не малыш, правда?
Глава 21
За первым ливнем последовали другие, но они не приносили особого облегчения, ибо удушающий зной немедленно возвращался, как будто уведомляя, что настоящая буря еще только на подходе.
Для Кесри дожди стали источником новых забот, порожденных исчезновением мальчишки-флейтиста. Теперь, угодив под ливень, он тотчас направлял отряд в укрытие либо занимал место в хвосте колонны, удостоверяясь, что никто не отстал.
Дожди усугубили муки постоя, добавив к смраду, заполонившему бастион, вонь плесени; осаждавшие бивак полчища злобных мух и кусачей мошкары так донимали солдат, что даже после команды «смирно» они корчились и почесывались.
Невероятная влажность воздуха заставила дважды в день проверять порох на сухость. Но Кесри отлично сознавал, что состояние пороха уже не будет иметь значения, случись китайская атака во время ливня. Больше всего его изводил страх очутиться в ситуации, когда откажут Смуглые Бесс. Оставалось лишь надеяться, что войска покинут бастионы еще до того, как разразится буря.
Вот только ход переговоров не вселял оптимизма: часть условий перемирия мандарины выполнили — отвели войска из города, но все еще тянули с выплатой компенсации. Собрать шесть миллионов долларов непросто, говорили они, на это требуется хотя бы несколько дней. Пока мандарины скребли по сусекам, англичане держали в бастионах готовые к удару войска — этакий нож у горла.
Однако войскам этим нужно было чем-то питаться, а добыть провизию у местных крестьян с каждым днем становилось все труднее. Китайцы уже не боялись чужеземных солдат, но плевали им вслед и швырялись камнями, а шпанята выкрикивали оскорбления; жители возводили баррикады, перегораживающие продовольственным отрядам вход в деревни. Мало того, непрошеных гостей встречали ватаги молодых парней, вооруженных кольями и дубинами, и разогнать их можно было только выстрелами в воздух.
В свою очередь, солдаты день ото дня становились все злее. Своих подчиненных Кесри пока что сдерживал, но видел, как разболталась дисциплина в других подразделениях. Поговаривали, имели место избиение крестьян, мародерство, вандализм и домогательство к женщинам. Однажды капитан Ми сказал, что хавильдара и нескольких бойцов из 37-го мадрасского полка обвиняют в изнасиловании — дескать, они ворвались в дом и надругались над его жилицами.
Но Кесри, побеседовав с мадрасцами, услышал совершенно другую историю. Хавильдар рассказал, что с отрядом сипаев проходил через деревню Сань Юань Ли и увидел озлобленную толпу возле обнесенного забором хозяйства. Решив, что крестьяне осаждают продовольственный отряд, он дал приказ стрелять в воздух и, разогнав толпу, вошел в дом. Но там глазам его предстала совсем иная картина: вместо фуражиров он увидел английских солдат, пьяных и разнузданных, а по дому разносились истошные женские вопли.
Хавильдар узнал одного английского капрала, но не успел и рта раскрыть, как его вытолкали на улицу, приказав не лезть не в свое дело и держать язык за зубами. По возвращении в часть он доложил ротному командиру о происшествии. Это оказалось большой ошибкой, ибо на допросе капрал во всем обвинил сипаев, и теперь они под следствием.
Кесри не знал, кому верить, но счел своим долгом ознакомить капитана Ми с версией мадрасцев. Тот выслушал и пожал плечами:
— Наверное, нет нужды говорить, что в подобных ситуациях всегда проще обвинить сипаев.
— Так точно, каптан-саиб.
— А в данном случае — слово мадрасского хавильдара против слова английского капрала.
Иных разъяснений не требовалось.