Огни Анютинска

Ничего не подозревая, я в прекрасном расположении духа поднимался по

лестнице на второй этаж, где была ее квартира. Вот там, на этой проклятой

лестничной площадке с сине-белыми стенами, меня и хватил удар, самый

тяжелый удар из тех, которые когда-либо были в моей истории. Дверь

оказалась заперта. В потайном ящике, куда она обычно клала ключ на тот

случай, если куда-то уходила и предполагала, что я могу прийти чуть

раньше нее, вместо оного я обнаружил записку. Развернув ее, я прочитал

следующее:

«Прости. Я должна тебе признаться, я повстречала другого человека,

мы знакомы уже полгода, и я без памяти влюблена в него. Сегодня я уехала

с ним в другой город, не ищи меня, забудь меня. Я знаю, ты будешь очень

расстроен, но я никогда бы не бросила тебя, если б меня не захлестнуло это

пламенное чувство. Это чувство стало настолько сильным, что я уже не могу

ни секунды провести без него. Ты очень добрый, честный человек, и я

ничего против тебя не имею, просто… я сама не понимаю, как так

получилось, что я полюбила другого. Я желаю тебе, чтоб ты был счастлив, и

как можно скорее встретил другую, ту, которая не поступит с тобой так, как

я. Но, поверь, я не могу остаться с тобой. Прощай.

Алина. »

«Невозможно описать словами те чувства, которые захлестнули меня

в следующие секунды, я даже почти ничего не помню… Наверно, эти

чувства были настолько же сильными, как те, что захлестнули ее и

заставили пойти на такой шаг, разом сменить все, перечеркнуть прошлое и

отправиться в будущее, в котором мне уже не найдется места. Не помню, как

я в тот день дошел до дома, зашел в свою квартиру, вспоминаю только тот

момент, когда я уже сижу на диване в большой комнате, а передо мной серо-

бежевая стена с порванными обоями, ее я помню точь-в-точь. Эта стена, в

которую я смотрел несколько часов, до сих пор зияет у меня перед глазами,

перегораживая горизонт моего воображения. К сожалению, я не умер. Это

было бы лучше, но нет: дальше потянулись долгие, серые и мучительные

дни. Дни, с виду, с точки зрения стороннего наблюдателя похожие на все

предыдущие, но лишенные Алины, лишенные смысла.

Я перестал заниматься любимыми делами, забросил под лавку, в

пыль все свои хобби, мне стало не до них, ничто не было интересно. По

вечерам, сразу после возвращения с работы я пытался как можно скорее

уснуть, но сон не всегда приходил сразу. Часами я просто лежал на диване и

думал о том мучительном дне, о дне, после которого на самом дне оказалось

мое настроение. Даже нет, не настроение, - это показатель переменчивый, -

а все, все, что устоялось, стало стабильным, вошло в привычку, и без чего

невозможна была спокойная и радостная атмосфера – все разом исчезло.

Думал я только об этом, потому что ни о чем другом думать уже не мог.

Иногда я звонил кому-нибудь из знакомых, чтобы просто хоть с кем-то

поговорить, но в результате вместо приятного разговора получался

ожесточенный спор, и вместо поддержки со стороны я получал еще

большую порцию негативных эмоций. Нет, ничего плохого эти люди мне не

говорили, я звонил не кому попало. Я понимаю, они пытались меня

поддержать, но от их жизнеутверждающих речей мне становилось только

противнее. Можно только разумом понять горе другого человека, можно

осознать весь ужас того, что с ним произошло, но невозможно

почувствовать в точности все то, что чувствует он, как бы сильно этого не

хотелось. Как ни крути, невозможно влезть в его чувства. Человек может

примерить ситуацию на себя, но в этом случае - почти стопроцентная

вероятность того, что у «испытуемого» она вызовет другие чувства, не такие,

как у того, с кем это произошло, и не такие, какие мог бы ощутить в такой

же точно ситуации кто-то третий. Может быть, более яркие, может быть,

наоборот, более смазанные, приглушенные или… вообще какие-нибудь

совсем другие. Вот здесь и начинаются непонимания, потом конфликты,

философия, телефонные распри… Хотя на слух, со стороны, эти разговоры

на конфликты или разборки совсем не похожи, просто обычные разговоры,

но для меня они были слишком тяжелыми. Мне ничего не оставалось, как

прекратить эти разговоры, утомляющие других людей, отрывающие их от

своих дел и, к тому же, не приносящие в итоге никакого положительного

эффекта мне, и полностью уйти в себя.

Она написала мне в той записке: «Найди себе другую». Плохо,

оказывается, она меня знала. Другая-то мне не нужна. Абсолютно. Ее образ

сохранился в моей памяти навсегда, он остался таким же четким, ярким и

совершенным, и от него уже не избавиться, даже при желании. Но у меня,

как раз, желания такого и нет, даже не надейтесь…»

Леснинский чувствовал, что с ним творилось что-то странное. Он,

человек, который всегда больше любил говорить, чем слушать, сейчас уже

долгое время с замиранием сердца слушает историю какого-то