Огонь со мной

— Ты даже ничего не скажешь в свое оправдание, чародей?

Арокх явно не любит, когда его речи остаются без должного внимания.

— Не считаю нужным оскорблять слух Богов оправданиями в своих чувствах, ведь в чувствах нет ничего плохого.

— Только если эти чувства не становятся фундаментом для преступлений, — не унимался Арокх.

Чем его так задевают наши с Кремером чувства?

— Фундаментом всех преступлений являются чувства, которые превращаются в порок: ревность, зависть, злость, но любовь сама по себе не является пороком.

Я резко обернулась к наемнику, чтобы увидеть его гордый профиль, ощутить его уверенность и внутреннею силу. Он только что признался, что любит меня? Вот так прямо? Открыто и без капли сомнений? Не знаю, как я удержалась и не закричала о своей ответной любви к Кремеру, такое желание горело внутри. Видимо, чувствуя мой пристальный взгляд, Кремер повернул голову в мою сторону и встретился со мной глазами, в которых читались нежность и обреченность одновременно. Он едва заметно кивнул мне и вновь обратил взор на Фейсала и Арокха.

— Ты прав, любовь не порок. Любовь помогает создавать жизнь, она обладает созидательной силой, она способна менять жизнь и переворачивать миры. И лишь от силы любви зависит, как далеко распространяется ее всепоглощающая мощь, как далеко это может тебя завести. — Ирана произнесла эти слова очень тихо, настолько тихо, что все замерли, вслушиваясь в ее слова.

Ее лицо освещала улыбка, настолько нежная, что казалась видением, ее глаза блестели, а ее хрупкое точеное тело напоминало ангела, который спустился для защиты этого невесомого мира любви. Фейсал повернул в ее сторону лицо, она же не обратила на это внимания и только смотрела то на Кремера, то на меня. Когда Фейсал оторвал свой взгляд от Ираны и повернулся к обвиняемым, на его лице была еле заметная улыбка. В этот момент он мне казался простым смертным, а не бугименом всех бессмертных, которым пугают с самого рождения.

— Ирана, твои слова прекрасны, но нельзя прикрываться эмоциями в столь серьезных вопросах. — Арокх, говорил с еле сдерживаемой досадой, а чтобы телом не выдавать себя и свое раздражение, он облокотился на подлокотник своего каменного трона и склонился в сторону от Фейсала, давая понять без слов, что ему стало неприятно, когда его яркие, как ему казалось, талантливые речи перебивают сладким монологом влюбленной женщины.

Фейсал не счел нужным смотреть в сторону Арокха, но следы улыбки исчезли в миг. Можно понять, что ему не понравился выпад Арокха в сторону Ираны. Эта мысль была ободряющей, значит, у этих троих нет единодушия, что уже хорошо. Есть шанс, что хотя бы кто-то из них не будет настаивать на непременной ликвидации Кремера и меня. Хотя невозможно сказать, чей именно голос будет превалирующим в принятии решения. Я всегда думала, что суд вершит один Фейсал, а тут на троне трое, и роль каждого для меня загадка.

— Скажи, наемник, — Арокха словно неожиданно поразила мысль, от которой он вытянулся по струнке, и на его лице заиграла неприятная улыбка, — а столь же ты уверен в чувствах Источника?

— Я уверен, что чувства Алики направлены лишь в сторону добра и близких, которых она любит и о которых заботится. И эти чувства сильны.

Кремер продолжал говорить четко, но потом добавил уже с чуть меньшей уверенностью:

— Как и сильно ее неприятие действий магов в прошлом.

Он прав — действия магов в прошлом вызывают у меня неподдельный ужас, гордости за их поступки я не испытываю, хотя мы с ним это и не обсуждали. Я готова признаться в том, что не могу смириться с мыслью, что мои родители могли участвовать в тех преступлениях. Да, я хочу верить, что они не были в этом замешаны. Когда Кремер добавил эти последние слова, в его тоне уже не было такой твердости. Он понимает, что я до последнего буду верить, что мои родители были исключением из печальной истории зверств магов.

— А не желаешь ли убедиться в обратном?

Арокх явно что-то задумал, и это что-то грозит мне и Кремеру неприятностями.

Мы с Кремером одновременно посмотрели друг на друга и в явном замешательстве. Затем мы одновременно уставились на Арокха в ожидании продолжения.

— Что если прямо тут и сейчас я пообещаю, что она и ее брат останутся жить, но для этого ей придется убить тебя?

Арокх встал и сделал шаг по направлению ко мне. По его лицу расплылась жестокая улыбка.

Я замотала головой как безумная, когда Арокх приблизился ко мне, но смотрел он на Кремера, который ничего не ответил, а на его лице читалось неверие в происходящее. Ни наемник, ни я не издали ни звука, я просто не могла найти подходящего ответа на предложение Бога. От ужаса и того выбора, который он мне предлагает сделать, я буквально онемела. Мне хотелось возразить, но я не понимала, как именно. Боги же не станут ставить перед таким ужасным выбором бессмертного?!