Огонёк

Вера Лукьяновна добродушно засмеялась:

– Не хочешь – не будешь. Это уж мои фантазии. Мне самой всегда хотелось.

Она снова села за стол, забелила свой чай молоком и с наслаждением сделала глоток.

– Крепкий. Хороший нынче дед купил. Надо запомнить, что за пачка.

– Значит, не станешь меня больше из-за Светланы Викторовны ругать? – пользуясь моментом, плутовато уточнила Фая.

– Я и не ругала, – серьезно ответила бабушка. – Только не жди, что на твою сторону встану. По мне, так она все правильно говорит. И по учебе, и по друзьям твоим.

– Только ты, пожалуйста, не убеждай меня с ними не общаться! Вы обе просто не понимаете! Мне с ними весело, есть чему поучиться… Их вся школа уважает, потому что рассуждают они по понятиям. Знаешь это выражение?

– Знаю-знаю, я телевизор-то смотрю, – устало покивала головой Вера Лукьяновна и, неторопливо разворачивая обертку конфеты «Буревестник», сказала: – Ты утром учительницу не слушала, a сейчас меня не слушаешь. Все свое талдычишь.

Фая притихла. Бабушка продолжала:

– Не знаю, что там у тебя за новые товарищи, и лезть не буду. Ты девка умная, сама разберешься, если что не так. Только вот зря не слушаешь советы людей, которые тебе добра желают. Они могут ошибаться, а могут ведь и дело говорить! Ты сначала дослушай, все взвесь, потом спорь. Критикуют тебя – тоже слушай! Не будь, как дед с Володькой: слово вам скажешь, вы сразу десять в защиту. Нет чтоб уши навострить, обмозговать, может, и в самом деле что-то неправильно делаете, да не замечаете. Вот, Светлану Викторовну взять. Она учить тебя умные книжки читать, и тебе нравится их потом с ней обсуждать – разбираться, как жить достойнее, правильнее. Ты все вроде бы на ус мотаешь, а замечания тебе не сделай! Только хорошим человеком, доча, не стать, если ничего в себе не исправлять. Плохое нам изначально свойственно и может с годами только процветать, если его не искоренять. Самому его бывает сложно заметить, поэтому советы и критику надо слушать. Ты ведь хочешь быть хорошим человеком?

– Конечно, – хмуро отозвалась внучка. – Как и все.

Вера Лукьяновна грустно улыбнулась:

– Зря ты, доча, думаешь, что все люди стремятся быть хорошими и жить порядочно. Многие об этом вовсе не задумываются, а многие знают, как по-людски, правильно, но поступают, как им больше нравится, выгоднее. Сама-то, Фаина, как считаешь, всем твоим друзьям важно вырасти порядочными?

Ответ напрашивался, но его совсем не хотелось озвучивать. С бабушкой часто так бывало: вроде бы и не скажет ничего особенного, а удивит новой мыслью, которая при всей своей очевидности почему-то прежде не приходила Фае в голову.

* * *

Однажды вечером Михаил Васильевич зашел к ней в комнату и вручил увесистый конверт с необычными марками, проштампованный в нескольких местах цветными печатями разных цветов и алфавитов.

– Смотри-ка, все по-иностранному написано, – не скрывая любопытства, заметил дед.

Это было письмо от Соу Минамо. Он отправил несколько фотографий и небольшую записку, в которой писал, что не забыл своих очаровательных попутчиц и с удовольствием посылает им небольшое напоминание об их поездке по Транссибирской магистрали. Рассказывал о своих планах на следующее путешествие в Россию и просил сообщить, если девушки когда-нибудь надумают посетить Японию.

Нежданнее и радостнее за последнее время, пожалуй, ничего не произошло. Фая просто сияла от мысли, что у нее есть друг в другой стране, который, оказывается, тоже не забыл их встречу и даже предлагает приехать к нему в гости.

Она поспешила показать письмо Венедиктовым и, возвращаясь от них, встретила Алешу, Бато и Настю-бандитку. Те в компании двух парней, тоже знакомых ей по Костюмерке, курили на крыльце бывшего молочного магазина и обсуждали драку накануне вечером в пельменной. Фая, не испытывая никакого желания вникать в эту историю, терпеливо ждала, когда можно будет поделиться своей.

– Ребят, представляете, – решилась она, наконец, поменять тему разговора, – Я сегодня получила письмо от японца! Помнишь, Алеша, я тебе рассказывала? Он вместе с нами прошлым летом в поезде ехал, в Токио живет. Такой молодец, не забыл нас и даже в гости зовет. Фотографии отправил…

Чем с большим энтузиазмом Фая рассказывала про своего занимательного попутчика, тем больше уныния выражали лица ее приятелей. Заметив это, она оборвала себя на слове, повисла неприятная тишина. Алеша тоже молчал. Наконец, Бато нарочито равнодушно произнес: «Ну че, угарно тебе!», сплюнул и вернулся к обсуждению вчерашней потасовки.

Фая, закипая и едва сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего, сказала, что спешит, и пошла в сторону дома. Через несколько метров ее догнал Алеша.

– Я тебя провожу? – спросил он. В голосе послышалось неловкое извинение.

– Провожай, только мне больше не хочется разговаривать.