Океан. Выпуск десятый

Его спортивная фигура всегда была пряма, грудь навыкат, а крупная голова, обрамленная белыми прямыми волосами, горделиво откинута назад. Тонкий крючковатый нос напоминал клюв огромной хищной птицы. Но люди, знавшие Анатолия Юрьевича, утверждали, что он, несмотря на грозный и даже свирепый вид, в действительности добрейший человек. И может быть, именно поэтому за ним и закрепилось прозвище Старик Хоттабыч или просто Хоттабыч.

Пожилой, но все еще полный энергии, этот человек считал, что молодежь экипажа знает Балтийский театр плавания и устройство яхты на «единицу», максимум на «двоечку», помощник — на «трояк», он сам — примерно на «четверку», а на «пять» лишь один Нептун.

Рулевым яхты и помощником Анатолия Юрьевича был Юхан Оттович Краап — мастер спорта, слесарь-инструментальщик одного из таллинских заводов. Будучи вполовину моложе своего шефа, с которым имел давнюю дружбу, установившуюся после знакомства на первой послевоенной регате в Таллине, он вряд ли уступал ему во влюбленности в море и в приверженности к парусам.

Яхтенный рулевой был приземист и широкоплеч, обладал сильными руками с жесткими ладонями; его движения поражали неторопливостью, пластичностью и точностью. На круглом плоском лице с маленьким приплюснутым носиком выделялись необычный прямоугольный рот и большие, слегка выпученные, немигающие глаза. За все эти особенности друзья Краапа часто называли его Крабом или Крабиком. И это, кажется, даже нравилось Юхану Оттовичу. Во всяком случае, он никогда не протестовал против такого обращения к нему и охотно отзывался на него. Вместе с тем он не отличался словоохотливостью, но когда говорил по-русски — вполне правильно, — то некоторые звуки произносил мягко, на эстонский манер.

Обязанности навигатора маленького парусного суденышка принял капитан второго ранга Сосняга Роман Васильевич — недавний штурман атомной подводной лодки, совершившей в составе отряда кругосветное плавание без единого всплытия. Теперь он служил заместителем начальника кафедры кораблевождения Высшего военно-морского училища в Ленинграде, был кандидатом физико-математических наук и автором нескольких специальных статей в научных журналах.

Среднего роста, поджарый, как борзая, но с рельефными буграми мышц на груди, плечах и руках. Особое впечатление производило сочетание славянского носа с тонкими кавказскими усиками над полной губой и ярко-голубых глаз с восточным разрезом. Необычный облик дополняли густые, смоляные, по-цыгански вьющиеся волосы. Он всегда был одет, как говорят, с иголочки — в безукоризненную, тщательно пригнанную, слегка щеголеватую, но без каких-либо нарушений форму.

И тем не менее, вопреки экстравагантной внешности, он не относился к числу фатов. Скорее, наоборот: он был предельно сдержан в обращении с прекрасным полом, молчалив и даже замкнут. Зато обладал уникальным умением в самых невероятных условиях «хватать звезды с неба» для астрономических определений места корабля. А еще — способностью работать по нескольку суток без сна и спать несколько суток без просыпу.

Должность радиста занял тридцатилетний мастер ателье по ремонту телевизоров, радиолюбитель-коротковолновик мастер спорта Константин Аркадьевич Брандо. Маленький, востроносенький, взъерошенный и подвижный, как воробей, он и характером походил на эту несколько суетливую, но компанейскую и никогда не унывающую, полную оптимизма пичугу.

Он принес на яхту крохотный, в водонепроницаемом футляре, окрашенном под «черный мороз», приемопередатчик собственной конструкции, способный, по утверждению автора, работать и внутри яхты, и снаружи, и на воде, и даже в воде. И если кто-нибудь ради зубоскальства или по незнанию дела попытался бы «плохо выразиться» в адрес его детища, то экспансивный Брандо мог «из того типа душу вынуть».

Матросом неожиданно для всех и больше всего для самого себя стал мальчишка, мечтавший о море чуть ли не с ползункового возраста, член клуба «Юный моряк», дальний родственник Хоттабыча, ученик 9-го «Б» класса одной из ленинградских школ Вячеслав Орел. Долговязый, как и все акселераты, с замедленной реакцией на изменения в обстановке, он был удивительно поспешно прямолинеен в суждениях по любым вопросам, возникавшим в его присутствии.

И хотя экипаж «Меркурия» оказался весьма пестрым, его членов объединяла общая любовь к морю и романтика дальних странствий. Ради этого плавания все члены экипажа пожертвовали своими отпусками, каникулами, интересными работами, любимыми развлечениями, покинули семьи. Когда же призрачная мечта постепенно превратилась в ощутимую реальность, то всеми членами экипажа яхты овладело одно-единственное стремление: скорее выйти в море. Чем скорее, тем лучше.

Шестнадцатилетний матрос Вячеслав Орел, например, просто бредил штормами, шквалами, багряными закатами и сказочным «зеленым лучом». Каждая минута задержки отплытия удлиняла инквизиторскую пытку нахождения на берегу:

«Ну чего еще ждать-то?! Зачем?!»