Охота на императора

Первое же прикосновение адъютанта к её шее вызвало волну дрожи, сдержать которую темпераментная итальянка не смогла. Или не захотела.

– Больше великий князь ничего не просил передать? – Бриджид слегка повернула голову в сторону стоявшего сзади капитана, но в этот момент скрипнули петли входной двери.

– О, простите… – Джованни без стука вошел в гримерную комнату, держа впереди себя поднос с открытой бутылкой шампанского «Louis Roederer» и тремя бокалами на высокой ножке.

Не подавая ни единого признака смущения, Бриджид поправила цепочку на шее, и будто невзначай коснулась руки адъютанта. Джованни предусмотрительно наклонился над маленьким столиком, чтобы не быть свидетелем этой сцены и принялся разливать шампанское в бокалы.

С трудом укротив пену, импресарио виновато улыбнулся:

– Работа официанта не для меня, это давно подмечено. Господин адъютант, прошу вас, по праву гостя, произнесите тост!

Лузгин выбрал ближайший к себе бокал, взялся за ножку и рассмотрел благородный напиток на свет:

– Ваш талант, мадемуазель Бриджид, подобен вот этим пузырькам воздуха. Он искристый и живой, колючий и дорогой. Я уверен, что театральные Боги не зря подняли вас на этот Олимп, поставили рядом с собой. Такой дар получают только избранные. У шампанского единственный недостаток: оно быстро выветривается, превращаясь в обычное сухое вино. Так пусть доля эта не коснется вас, дорогая Бриджид. Ваш голос волшебен, ваш образ незабываем. Пусть аплодисменты благодарных поклонников не умолкают…

Хрусталь оказался очень звонким. Бокалы Джованни принес самые дорогие, предназначенные для гостей исключительных, потому и задержался.

Сделав для приличия небольшой глоток, Бриджид благодарно кивнула своему гостю. Джованни, испытывающий с давних пор слабость к игристому вину, против сяких правил приличия осушил бокал в несколько глотков и, удовлетворенно выдохнув, поставил бокал мимо стола.

Лузгин слышал такую версию, что качество хрусталя можно определить по величине осколков. Если это так, то бокал оказался действительно очень дорогим – мелкая крошка разлетелась в стороны, оставив на месте падения лишь часть его ножки.

– Как у вас говорят? – Бриджид щелкнула пальцами, пытаясь вспомнить поговорку.

– На счастье. Так говорят. О разбитой посуде жалеть не принято, – ответил Лузгин, раздумывавший о том, как правильно ретироваться так, чтобы не обидеть именинницу. Ситуация разворачивалась не в ту сторону, которую он планировал.

Чертыхаясь и размахивая руками, Джованни, трижды извинился, и мелкими шажками, переступая через осколки на носках, двинулся в сторону двери. От внимания адъютанта не ускользнул тот факт, что импресарио, опершись на пристенный столик, подхватил с собой картонную табличку с надписью «не беспокоить».

– Он неисправим, этот сицилиец… – улыбнулась Бриджид, отпивая из бокала. – Но, за что я его люблю, так это за талант организатора. Не знаю, как он это делает, но у него везде есть знакомства. Джованни какой-то вездесущий!

Адъютант ухмыльнулся и поставил бокал на столик, но певица сразу же запротестовала:

– Нет, нет… Нагреется, что вы! Наполняйте бокалы! Здесь ведь нет больше мужчин!

Лузгин взял в руки прохладную бутылку и осмотрел ее с нескрываемым любопытством:

– Редкий сорт. И очень дорогой. Такие я видел только при дворе.

– Вы наблюдательны, адъютант, – певица, не вставая с дивана, протянула в его сторону руку с пустым бокалом. – Именно оттуда. Ваш шеф одарил после премьеры. Говорят, был в восхищении…

Зная стоимость одной бутылки и тот факт, что она была придумана специально для императорского стола, адъютант сделал для себя вывод, что Великий князь, с юношества славившийся если не легкомысленностью, то романтичностью в отношении к дамам, опять на старости лет дал сердечную слабину. Вместе с тем, упрекнуть его тоже было не в чем. Все знаки внимания младший брат императора оказывал солистке итальянской оперы исключительно через своего адъютанта, что не противоречило правилам этикета. Даже на покровительство не тянуло.

Разлив шампанское, Лузгин предпочел не садиться рядом со звездой оперной сцены, а расположиться в кресле напротив, обитом таким же желтым в крупный светлый горох шелком.

– С первого момента нашего знакомства я заинтригован, мадемуазель Бриджид…

– Оставьте, Лео ваши формальности. Мне кажется, мы давно можем считать друг друга друзьями.

– Да… по какой причине вы так искусно владеете русским? Этот легкий акцент делает вас настолько загадочной…

– Не делаю из этого секрета. Мой отец русский. И дома, на Сицилии, мы часто разговаривали на русском. Маме, конечно, это далось с трудом, и поначалу она злилась, но потом все вошло в привычку.

– Дивная история, – заметил адъютант. – Как же вашего папиньку занесло в такие далекие края?

– Все просто. Купцом он был. Вроде разорился. А на Сицилии скрылся от кредиторов. Потом любовь. До сумасшествия, как это у нас положено. Мой сицилийский дед по матери даже пытался угрожать моему отцу, но тот не сдался. Я по батюшке Евгеньевна. Бриджид Евгеньевна. А если еще точнее, Бричитта. Так что не удивляйтесь…