Охота на крокодила

– Они здесь, Ганин, они все здесь. Ивахара свое дело хорошо знает. Просто светиться его ребятам теперь нельзя. Вдруг паки подъедут?

– М-м? – мыкнул непонятливый сенсей. – Это те, которые «иже херувимы»?

– Какие херувимы, Ганин? Подожди пока! Нам с тобой встречу с херувимами надо откладывать всеми любыми известными нам способами! Семьи у нас, жены, дети… Где твоя тачка?

– В гараже.

– В каком гараже?

– Который у меня у дома.

– В Саппоро?

– В Саппоро.

– Ну, что ж… Тебя подвезти?

– А твоя тачка где, Такуя?

– На парковке возле паромного терминала.

Я махнул в сторону огромного грузопассажирского парома, в чрево которого один за другим заезжали фуры с хоккайдским молоком, сливочным маслом и прочей снедью, аккурат чем наш главный остров Хонсю совсем небогат.

– Тебя подвезти, сенсей?

– Обязательно! Только чур, я плачу за стоянку!

Как же все-таки благороден мой русский друг!

– Ганин, она там почти неделю простояла, – попытался я охладить его дон-кихотовский пыл. – Мне-то родная бухгалтерия денежки вернет.

– И все-таки, Такуя, плачу я! – после секундного замешательства вновь заявил Ганин.

Я подумал: один он у нас такой сенсей, что ли? Я ведь тоже на что-нибудь гожусь! Тем более что у меня отец – «хакасе» по русской словесности.

– Ты же знаешь прекрасно, Ганин, что у нас в японском языке ударения нет. Тот глагол, что ты сейчас употребил, японец, не обремененный знаниями твоего великого и могучего, услышит как либо «плачу́», либо «пла́чу». Ты какой из вариантов имел в виду? Первый, должно быть, раз ты платить за меня собрался?

– Во-первых, не за тебя, а нас, – уточнил сенсей. – А во-вторых – я-то думал, тебя сегодняшний роман Гончарова из пяти букв заставит услышать второй вариант…

– Правильно думал. Только после того, как финал нашей драмы все-таки оказался мажорным, слезы твои будут крокодиловы.

Мы сели в мою машину, подъехали к шлагбауму, и я засунул в щель автомата парковочный талон, который почти неделю томился у меня в кармашке противосолнечного козырька. На дисплее автомата появилась сумма: 24 000 йен. У нас в Японии умеют испортить настроение прибывающим из дальних странствий просветленным путешественникам. Они вот только что гуляли по старинным улочкам не менее старинного Ванино, кушали русские пельмени и запивали их хмельным пивом, сваренным на воде из Балтийского моря, а тут тебе раз по башке! 24 000!

Я стер с глаз скупую крокодилову слезу и посмотрел на сенсея.

– Ну что, Ганин, может, все-таки скинемся, а? Ну, пополам, а? Как?

– Если только ради материального поддержания японо-российской дружбы! – искренне обрадовался моему предложению Ганин, которому, несомненно, хотелось смачно хрюкнуть или глухо кашлянуть от заявленной автоматом-людоедом наглой суммы.

Мы (как это он только что сказал?) от-слю-ня-ви-ли (так, да?) по 12 000 каждый, накормили ими (как это он только что сказал?) гре-ба-ный (так, да?) автомат, и я (как это он только сказал?) вто-пил не по-дет-ски (так, да?) по направлению к родному Саппоро, где крокодилы (пока, тьфу-тьфу-тьфу!) водятся только в городском зоопарке.