Охота на отражение

Ревякин засомневался в этом, но мнение свое, разумеется, высказывать не стал и пошел следом за Юрием.

Перед ними был длинный узкий коридор с кафельными стенами и полом. Окон не было, свет попадал внутрь только через несколько открытых дверей. Судя по всему, эти двери вели в склад, на кухню, в бытовку.

Атаман миновал их и уже хотел войти в обитую дерматином дверь с надписью «Директор», как она сама распахнулась и оттуда выкатился полноватый седовласый мужчина.

— Привет, Джохар! — воскликнул Терпухин.

Мирзоев остановился, прищурил глаза, не привыкшие к полумраку коридора.

— Ничего себе! — удивился он. — Кого я вижу! Атаман, я не думал, что ты когда-нибудь покажешься в этом городе. Ну, и что ты хочешь?

— Чего я хочу? Так, переговорить надо бы.

— Ну давай поговорим. Я же тебя знаю, ты не отвяжешься.

— Это точно. Да и я тебя знаю: как только что серьезное — времени нету, жена рожает, дети на дороге.

— Ну, только не заводись! — Мирзоев говорил практически без акцента.

— Я не завожусь. У меня на самом деле важный вопрос.

Джохар покачал головой:

— Ладно. Только имей в виду — у меня дела. Я, в отличие от тебя, не так уж и свободен.

— Ладно, только не надо мне читать лекцию о том, что есть тунеядство. Хорошо?

— Пошли! — махнул рукой Мирзоев.

Они вошли в ту дверь, за которой вкусно пахло готовящейся едой.

Кухня была тесноватой. В ней размещались три электрические плиты, гриль, электрический мангал и еще чертова уйма всяких приспособлений, многие из которых Ревякин даже не смог толком определить. Между всем этим инвентарем курсировали люди — повара, рабочие, официанты. В углу, возле раковин, громко болтали о чем-то посудомойки.

— Ну, так что у тебя? — спросил Мирзоев.

— У меня конкретный вопрос: кто убил четверых молодых кавказцев в течение полутора месяцев?

Мирзоев развел руками:

— Ты, уважаемый, с кем-то меня путаешь. Наверное, с самим Аллахом. Потому что только Аллаху ведомы тайные деяния людей. И вот как раз он мог бы дать тебе ответ. Но не даст.

— Почему это? — усмехнулся Терпухин.

— Потому, что ты — не правоверный. Аллах разговаривает только с тем, кто верен ему.

Атаман сжал губы.

— Так, хорошо. А если обойтись без теософии? Если по-простому?

— По-простому? Изволь. Я не знаю, кто это сделал. Просто не знаю. Если бы знал, постарался бы добраться до подонка. Потому что у нас тут люди живут в страхе. И не знают, к кому обращаться, чтобы их защитили. Молодежь не ходит по улице в одиночку даже днем. Понимаешь?

— Понимаю, не дурак. И даже верю — по глазам вижу, что не врешь. Но вот еще вопросик: а ты, часом, не знаешь, кем были убитые? Или, может, на родню их у тебя есть наводки?

— Наводки — это в ментовке. У нас тут такого не водится.

— Ладно, — раздраженно прервал Атаман. — Давай без глупостей. Я тут не для того, чтобы упражняться в красивых словах! Мне нужно знать, кем были убитые. Понимаешь меня?

Мирзоев резко развернулся и в упор посмотрел на Атамана. Ревякин подумал, что такого взгляда ему бы не выдержать. Чеченец, казалось, вколотил в Терпухина два заостренных штыря из темного камня.

— Юрий! Ты разговариваешь со мной каким-то странным тоном. Почему я должен отвечать тебе, если ты или оскорбляешь меня, или угрожаешь? Я могу промолчать, потому что ты — не милиционер и не тот, кем был год назад. На тебя тоже нашлась управа.

— Джохар, я все-таки задал вопрос.

— А мне все равно. Потому что я не намерен тебе отвечать. Да и что я могу ответить? Я не знаю, кто были эти несчастные.

Атаман вздохнул и опустил глаза. Мирзоев действительно оказался для него чересчур крепким орешком.

Но вдруг Терпухин схватил с ближайшей плиты горячую сковородку и, прежде чем кто-то успел что-нибудь сообразить, ударил ею по спине Мирзоева. Коротким злым пинком чеченец был уложен на разделочный столик. Джохар плюхнулся на его металлическую поверхность и заверещал.

— Ты что, умом тронулся? — гаркнул Ревякин.

— Прикрывай! — в тон ему ответил Терпухин.

Ревякин, оглядевшись, понял: надо действовать. Он выдернул из кармана пистолет. Появление в руке у него оружия заставило присутствующих попятиться. Хотя у многих в руках появилось свое оружие — у одного большой мясницкий нож, а у другого — скалка для раскатывания теста. Правда, эта скалка была в длину сантиметров семьдесят, а по толщине, пожалуй, с руку Мирзоева.

— Бросили все на пол! — приказал Ревякин.

Никто не спешил ему подчиниться. Следователь нажал на спусковой крючок. Пистолет оглушительно бабахнул, и пуля звонко впечаталась во что-то металлическое на стенде с посудой.

Этот аргумент оказался очень действенным.

Ревякин, только что от всей души желавший разорвать Атамана на куски, внезапно ощутил странный жгучий азарт. Такой, что руки зачесались пальнуть еще разок. Следователь подавил в себе этот рефлекс.

Между тем Атаман продолжал свой «допрос третьей степени с пристрастием».

— Еще раз спрашиваю, кто они были?

— А!! Ой!! Я же говорю, не знаю! — кричал Мирзоев. — Я не могу знать всех, кто приезжает в Сочи! Знаю, что все — из Чечни! И все! Больно, перестань!

Терпухин все еще держал на спине Мирзоева раскаленную сковородку.