Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

Весьма показательно описание колдовской истерии каноником трирского собора Иоганном Лиденом: «Все настолько поверили, что продолжающийся в течение многих лет неурожай вызван ведьмами по наущению Дьявола, что вся страна поднялась, чтобы уничтожить ведьм…От суда до суда, по городам и деревням всей епархии стремительно передвигались специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, судьи, присяжные заседатели, констебли, тащившие на пытки и суд существа обоих полов и сжигавшие их в огромных количествах. …Безумие людской злобы и судов, алчущих крови и добычи, распространилось так широко, что едва ли остался кто-либо, не затронутый подозрением в этом преступлении. …Пахари и виноградари терпели банкротство, вследствие чего снижалось производство продуктов. Едва ли суровая чума или самый безжалостный захватчик смогли бы подвергнуть такому разрушительному воздействию территорию Трира, как данная инквизиция и преследования, не знающие границ. …Подобные преследования продолжались несколько лет. Наконец… население впало в нищету, были введены законы и усилены ограничения стоимости расследований и доходов инквизиторов, и неожиданно, как будто их боевой пыл вдруг иссяк, жажда преследований сошла на нет» (Роббинс, 1996, с. 447–448).

Жизнь стала хуже, разорившихся и нищих еще больше, а охота пошла на спад. Причем спад этот был во всех слоях и сословиях, иначе ограничения не вводились бы в юридическом порядке или имели бы место самосуды и расправы.

Возникает ощущение некой пропорции добра и зла, жестокости и милосердия, грубое нарушение которой заставляет снова выровняться чаши весов, восстанавливая это никому не ведомое соотношение.

* * *

Так все же почему и как традиционно настороженное отношение к ведьме из общих религиозных и социальных установок переросло в руководство к действию и террор?

Каким образом колдовство из нежелательного народного суеверия стало превращаться в самый страшный для христианина грех — в ересь? Ведь церковь мирно уживалась и взаимодействовала с народной культурой и пережитками язычества на протяжении многих веков.

Как ренессансная культура с ее интересом к человеку, к просвещению, к научным знаниям о мире могла породить такой всплеск охоты на ведьм, какой был в конце XVI — первой половине XVII века?

Христианский образ антимира и еретическое колдовство

Лицо врага пугает меня, когда я вижу,

как оно похоже на мое собственное.

Потусторонний мир подчиняется законам,

действующим по сю сторону.

Станислав Ежи Лец

Реформация, движение за религиозные реформы, одной из главных своих целей видела восстановление первоначального апостольского христианства во всей его чистоте, искоренение остатков язычества и утверждение жестких требований к нравственному облику и образу жизни истинного христианина. Обмирщению и роскоши Римской церкви противопоставлялся идеал бедности, отречения от земных благ, пренебрежения плотскими утехами. Идея чистоты веры перерастала в религиозную нетерпимость и становилась воинствующим идеалом.

Ответное движение — Контрреформация, — породившее орден иезуитов с его строгой дисциплиной, аскетизмом и отречением от земных радостей «К вящей славе Господней!», по сути, в отношении человека выдвигало требования почти что те же, что и Реформация: безоглядная вера, нестяжательство и беспощадность к тем, кто осмелился возроптать на римско-католическую церковь. В плане ужесточения нравов и воинственного неприятия всего того, что хоть как-то не вписывается в провозглашенные идеалы, крайности сошлись. И Реформация и Контрреформация в своей «антропологической части» стремились к созданию нового человека, своего рода Homo religicus, свободного от скверны язычества, произвольных трактовок догматов веры и принятия собственных решений на тему, что есть благо.