Охота вслепую

У Кастета подогнулись колени, но Шаман не дал ему упасть. Он обхватил противника за талию, сжал, приподнял и с размаху швырнул на землю. Собственно, на этом драку можно было бы и закончить. Падение оглушило Кастета, и он, жалко мотая головой, встал на четвереньки, не в силах больше оказывать сопротивление. Но вид беспомощного противника только раззадорил Шамана. Он кинулся к силящемуся подняться Кастету, пнул его ботинком в живот и упал на него сверху, прижав к земле. Некоторое время они, сцепившись как два разъяренных кота, катались по траве, и вдруг Сержант заметил, что обезумевший от ярости Шаман перевернул Кастета на живот и стал судорожно стягивать с него штаны.

— Все! Время вышло! — Сержант резко поднялся из-за стола.

Но слов инструктора никто не расслышал. Курсанты повскакивали со своих мест и кольцом окружили дерущихся. Расталкивая их, Сержант выбрался в центр кольца. Он схватил Шамана за плечо и рванул к себе. Тот вскочил, и его налитые кровью глаза сразу нашли того, кто помешал ему наказать обидчика. Сделав короткий замах, чернявый здоровяк ткнул кулак в лицо Сержанту.

Но не попал. В последний миг, когда чугунный кулачище должен был либо сломать носовую перегородку, либо распахать бровь инструктору, тот подставил под его кулак открытую ладонь и быстро сжал пальцы, так что хрустнули суставы, и резко дернул вниз. От пронзительной боли Шаман даже присел. Он был на целую голову выше Сержанта, но его искаженное гримасой злобы и боли лицо оказалось вровень с невозмутимыми голубыми глазами инструктора.

Свободной рукой Сержант вцепился Шаману в горло, на мгновение сильно сжав выпирающий кадык двумя пальцами, так что у курсанта чуть глаза не вылезли из орбит, и гадливо отшвырнул от себя. Шаман, мелко перебирая ногами, чтобы сохранить равновесие и не упасть, отлетел к сосне, в которую вонзился брошенный нож. Рука Шамана действовала быстрее, чем мысли; он еще сам ничего не сообразил, а нож уже был вырван из ствола и летел прямо в грудь Сержанту.

Вот тут-то и произошло то, что запомнилось курсантам на всю жизнь, о чем они потом не раз рассказывали приятелям и чему сами потом втайне не вполне верили, хотя все произошло у них на глазах…

Брошенный уверенной меткой рукой нож со свистом рассек воздух, и ни у кого из онемевших от неожиданности зрителей не возникло и тени сомнения, что лезвие вонзится точнехонько в середину груди инструктора, проткнет сердце и оборвет жизнь знаменитого снайпера, который так и не успел обучить их всем тем премудростям науки убивать, которые знал. А может, и знал-то он не так уж много, коли его одолел ученик…

Если у курсантов в голове роились подобные мысли, то Сержант ни о чем таком не думал. В минуты смертельной опасности он утрачивал способность думать, анализировать, делать выводы, всецело полагаясь на мудрость тела, на таящиеся в нем древние охотничьи инстинкты дикого зверя, на свою молниеносную реакцию, никогда прежде его не подводившую… Острое узкое лезвие еще сверкало в полете, когда цепкие пальцы Сержанта сорвали застежку кобуры, выхватили пистолет. Ни прицеливаться, ни даже на то, чтобы поднять руку, времени не было, поэтому Сержант выстрелил прямо от бедра.

Все видели — или всем только показалось, что они видели, — как пуля настигла лезвие на полпути, и стальная полоска расщепилась блестящим веером.

Сержант поднял руку с дымящимся пистолетом. Его обуяло давно не испытываемое волнение, какое-то злобное возбуждение, передавшееся руке с зажатым в ней пистолетом, пальцу, лежащему на спусковом крючке. И, повиновавшись властному импульсу, он продолжал стрелять до тех пор, пока не опустошил обойму.

Первые две пули он всадил в сосну, возле которой застыл обомлевший Шаман. Пули взвизгнули около правого уха курсанта, и тому почудилось, что он оглох. Другие четыре горячей волной обожгли ему шею в четырех местах, и Шаману показалось, что у него пробита сонная артерия.

…Сержант опустил руку, сунул затихший пистолет в кобуру, отвернулся и молча зашагал прочь. Он даже не стал смотреть, куда попал, но все видели, что он не промахнулся: кусочки коры взметнулись над головой у Шамана, которому почудилось, что и эти древесные кусочки, и осколки металла хотя и не причинили ему никакого вреда, но на самом деле вырвали из его души что-то такое, без чего он уже не сможет быть прежним Шаманом — неустрашимым бойцом, имевшим право презирать других и осознававшим свое превосходство. Все будет теперь по-другому, понял Шаман, не имея сил отойти от дерева, забыть, что он только что был живой мишенью для феноменального мастера-стрелка, не знавшего промаха.

Глава 10

После этого происшествия все в тульском лагере пошло по-иному. С того дня курсанты по-настоящему зауважали своего инструктора. Теперь парней словно подменили: на полосе препятствий, на стрельбище, на тактических занятиях все старались показать Сержанту свою удаль, сноровку и ум — тем более что каждый из них уже имел боевой опыт, никого не надо было учить с азов, а оставалось только доводить до совершенства уже накопленное…