Охотник на вундерваффе

А утром на пыльном «Шевроле» в Мраково приехал хмурый капитан с простецким, брезгливо-участливым лицом ежедневно разглядывающего человеческие письки врача-венеролога. Фамилия капитана была Ковнацкий, и он, как оказалось, был из особого отдела 63-й армии. И вновь вопреки стереотипам не было никаких синих фуражек и смертного страха, который согласно представлениям из наших времен должны были нагонять на всех окружающих особисты. Ковнацкий был облачен в поношенную полевую форму и разговаривал очень тихо, по-деловому. Правда, его сопровождали два здоровенных белобрысых автоматчика с окающим выговором, который выдавал в них явных вологодских конвоиров.

С Кураковым особист говорил от силы минут двадцать. Потом, еще до завтрака, эти самые мордовороты-автоматчики отвели сильно хромающего (он при ходьбе опирался на найденную где-то палку) и упирающегося Куракова к глубокой воронке на окраине деревни и как-то буднично перекрестили его двумя короткими очередями из «ППШ». Труп предателя, чтобы не вонял, потом слегка прикидали землей саперы.

Особист пожал Заманухину руку и уехал восвояси вместе со своими Гераклами. Как мне тут же объяснил Никитин, дело здесь было даже в не требующей лишних доказательств вине этого душегуба и полицая, а в секретности нашей миссии и чрезвычайных полномочиях нашего полковника. А ему Москва не велела оставлять никаких лишних свидетелей.

Потом Заманухин похвалил нас за очень ценные сведения, но по-отечески пожурил за то, что не смогли взять живым немца. Мы молча кивали, виновато потупив очи. Сам бы попробовал в тех условиях взять немца живым, а то как командовать – у нас все сразу чатлане…

В тот же день, практически без паузы, была начата операция по уже более тщательной дезинформации. Разумеется, потеряв ночью двух человек (если, конечно, этого Куракова вообще можно было считать за человека), немцы перестали копошиться на том месте, куда я ездил, но Заманухин и Федотов благополучно подсунули им другой участок, километрах в пяти, юго-западнее Мракова. Этот район тоже был отмечен на взятой у убитого Номохановым немца карте и, похоже, арийские сверхчеловеки считали его вполне перспективным.

В общем, была обозначена переброска на этот участок, рядом с болотом самоходно-артиллерийского полка «Су-76М». Передвижения полка сопровождались практически открытыми переговорами в радиоэфире.

В течение дня полк пошумел в заданном районе, а потом его основные силы максимально тихо ушли. На месте осталась одна батарея «Су-76М», а по кустам вдоль лесной дороги было расставлено и неряшливо замаскировано два десятка грубых фанерных макетов, изображающих «Су-76». Быстрота, с которой удалось построить, покрасить и привезти на место эти макеты, внушала уважение. Получившаяся декорация изображала полк самоходок, рассредоточенный перед предстоящим наступлением. Оставшаяся батарея «Су-76М» имитировала бурную активность, с дымом и лязгом раскатывая по лесу туда-сюда. Под этот шум на место максимально тихо выдвинулась батарея тяжелых «Су-152», чьи экипажи имели вполне конкретный приказ.

Похоже, имитация некой деятельности в сочетании с макетами все-таки дала свой результат. За день над районом аж два раза летала «рама», которой особо не мешали, но для пущего натурализма обстреляли из зенитных автоматов.

Ну а ночью на болоте ожидаемо замельтешили неяркие желто-зеленые огоньки.

– Ну все, завтра к утру ждем гостей, – сказал Никитин, входя в избу, где мы ночевали, и добавил: – Собирайтесь.

В общем, ночевали мы уже в лесу, на предполагаемом участке появления загадочного немецкого танка. Судя по тому, что рядом с нами сидели на замаскированном НП снабженные рацией и стереотрубой арт-корректировщики, на сей раз немцев ждала весьма «горячая» встреча. Федотов и еще несколько офицеров и сержантов имели при себе фотоаппараты, а наш Заманухин даже притащил с собой оператора с кинокамерой. Видимо, вопрос отчетности о проделанной работе играл не последнюю роль, поскольку Никитин тоже снабдил кинокамерой нашу Татьяну Шевкопляс (откуда она была знакома с этой работой – не знаю, возможно, это был навык, полученный еще на предвоенных испытаниях техники), а младшего лейтенанта Асояна, который имел неосторожность проговориться, что до войны на гражданке пытался что-то там фотографировать, «довооружил» казенным фотоаппаратом. Подозреваю, что простым рапортам нашего начальства командование как 63-й армии, так и Брянского фронта могло и не поверить, поскольку случай, по их словам, был «вопиющий» и «из ряда вон выходящий».

Утро было осеннее, серое, и над болотом с ночи стоял довольно плотный туман.

Еще до рассвета немецкая дальнобойная артиллерия начала лениво кидать снаряды в нашу сторону. Но, вполне ожидаемо, обстреливался участок в паре-тройке километров от нас, где не было ничего, кроме рассредоточенных на местности подразделений какого-то стрелкового полка. Похоже, это действительно было то самое шумовое оформление, предназначенное исключительно для прикрытия чего-то большего.