Охотник на вундерваффе

Потом я, забравшись ради расширения обзора на дерево, разглядел в стороне от строящегося завода двухэтажные здания городских районов «Ново-Александровка» и «Пятый Лагерь». Эти кварталы начали строить еще до 1941 года. А частично уже после 1945-го («Пятый Лагерь», как легко догадаться по его названию, возводили в том числе пленные немцы), в начале 1980-х эти районы были жуткими, частично расселенными дырами, а в начале 1990-х – практически нежилыми и частично снесенными руинами. А в противоположной стороне, за будущей веткой железной дороги, я рассмотрел серые дома какой-то небольшой деревни. В 1970–1980-е, на моей памяти, там никакой деревни уже и в помине не было, не считая пары непонятно зачем сохранившихся, заброшенных и покосившихся сараев.

В общем, окончательно осознав, что я попал незнамо куда, я слез с дерева и сел на траву и, чуть не плача, стал думать, что мне делать дальше и к кому идти сдаваться.

И тут вдруг – раз, и я опять оказался у того самого зеленого садового домика с бело-голубыми наличниками. Только не на дороге рядом с ним, а с другой стороны, прямо посреди чужого огорода, между грядок с кустами клубники. Я потом часто бывал возле этого домика, просто из чистого любопытства, но больше это место никак не «отзывалось» на мой интерес. В конце 1990-х этот огород конкретно зарос дурниной, а домик лишился части стекол в окнах и покосился (видимо, хозяева умерли, а их детям и внукам уже не было никакого дела до ковыряния в земле, других проблем стало хватать), а в середине 2000-го то, что от него осталось, сгорело, то ли в грозу от молнии, то ли от чьего-то окурка. Сейчас на том месте густые заросли одичавшей малины пополам с крапивой…

В тихом ахере я вылез оттуда на негнущихся ногах (в те времена лазание по чужим огородам тоже не особо приветствовалось) и вдруг услышал стук и скрежет трамвайных колес по рельсам. После чего со спринтерской скоростью рванул к ближайшей трамвайной остановке – за почти пять часов (а дело было уже к вечеру, конец рабочего дня на заводах) аварию успели устранить.

Когда пришел на остановку, меня трясло, и немногочисленные «садисты-огородники» из числа пенсионеров обоих полов косились на меня, наверное, за наркомана приняли или что-то типа того.

Хотя, пока я ехал обратно, успел немного успокоиться. Так что, когда я пришел домой, вид у меня уже был не слишком бледный. Родители еще не пришли с работы, а бабушка (тогда еще жива была, царствие ей небесное) спросила – где я так долго шлялся?

Ну я сказал как есть, практически не соврав, что трамваи сломались и я сидел и ждал, поленившись переться на электричку. И ни она, ни родители так ничего и не заподозрили. Интересные были времена – не было не то что мобильников, но городские-то телефоны стояли далеко не везде, а вот поди же ты, отпускали детей на целый день и ни о чем не тревожились, не то что сейчас… В общем, именно после этого случая я осознал, что все это уже не неспроста, а очень даже серьезно…

– По-разному было, – сказал я вслух своей собеседнице. – Всего не упомнишь…

– А ты помнишь, когда впервые меня увидел?

– Ну, году в 1991-м, в конце…

– После чего это произошло, можешь вспомнить?

– Да нет, хотя… Нет, что-то ничего в голову не приходит…

– Ну как же, начало октября 1991-го года, улица Ленина. Тот вечер, когда твой друг Васек сильно испугался…

– Ах это?!

Да, было такое. Шли мы с улицы Коммунистической по Ленина, решили пройтись пешим дралом до центрального рынка. Чего мы там тогда делали – уже точно не помню. Помню только, что, помимо прочего, заходили мы в букинистический магазин (он тогда такой один был на весь город, как раз после долгого всеобщего книжного голода стало возможно купить что-нибудь приличное, цены были уже не вполне советские, но за пару-тройку рублей хорошую книжку купить можно было, но уже через пару лет вместо торговли книгами пришел бум торговли видеокассетами), и я именно тогда купил «Обитаемый остров» Стругацких, первое издание, кажется, 1971 года, такой небольшой красный томик из серии «Библиотека приключений» – до сих пор у меня на полке стоит. Вот почему я этот день вспомнил – от него у меня хоть какая-то материальная память осталась…

Опять же времена были более чем интересные; вся эта пофигень печально памятного августа 1991-го уже состоялась, но Союз еще не вполне распался. Но в воздухе уже витало что-то этакое, нехорошее, некий гниловатый аромат всеобщего безумия, и в головах чуть ли не у всех в ту осень был жуткий раздрызг. Я всегда, когда те времена вспоминаю, матерюсь про себя по-черному. Спрашивается – и чего нам всем тогда спокойно не жилось? И ведь никто из людей, которые те времена еще хоть немного помнят, не смогут сейчас на этот самый вопрос ответить. В лучшем случае глаза отведут, а в худшем – пошлют куда подальше…