Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств

Однако, вооруженные психологическим портретом, полицейские мигом взяли его в оборот и вскоре обнаружили, что охрана клиники не отличалась особой строгостью. Они установили, что Кармайн, все еще числясь пациентом, отсутствовал на территории лечебницы вечером перед убийством Франсин — он просто вышел за ворота.

Через тринадцать месяцев после убийства полиция арестовала Кармайна Калабро и сняла оттиск его зубов. Трое судмедэкспертов-дантистов подтвердили, что строение челюсти совпадает с укусами на теле Франсин. Их заключение определило исход судебного разбирательства. Кармайн отказался признать свою вину, однако суд приговорил его к пожизненному заключению плюс еще двадцати пяти годам тюрьмы.

Кстати, оказалось, что волос афроамериканца попал на тело совершенно случайно. Отдел медицинской экспертизы тщательно проанализировал события и выяснил, что в мешке, в котором тело Франсин перевозили в морг, до этого находился чернокожий мужчина. Мешок просто недостаточно хорошо отмыли. Но это само по себе показывает, что материалы медицинской экспертизы способны пустить расследование по ложному следу. Если они не вписываются в общее представление следователя о характере дела, следует тщательно все взвесить, прежде чем принимать их за чистую монету.

Раскрытие этого дела доставило нам немало радости, в особенности потому, что мы добились доверия со стороны ньюйоркцев, с которыми работали. А ведь они считаются самыми профессиональными и искушенными мастерами своего дела. В статье, опубликованной в апрельском выпуске журнала «Психология сегодня», лейтенант Д'Амико отмечал: «Ребята из ФБР настолько точно описали подозреваемого, что я даже спросил, не завалялся ли у них его телефончик».

Хотя имена Кармайна и Франсин в статье не упоминалось, после публикации Калабро написал нам из камеры исправительной колонии Клинтона в Даннеморе, штат Нью-Йорк. В пространном послании с кучей грамматических и лексических ошибок, написанном корявым почерком, он в целом положительно отзывался о полиции Нью-Йорка и ФБР, еще раз подчеркнул свою невиновность и поставил себя в один ряд с Дэвидом Берковицем и Джорджем Метески, «маньяком-подрывником». Он отмечал: «Я не оспариваю психологический портрет убийцы, который вы разработали. Собственно говоря, в двух вещах я искренне с вами согласен».

Затем он спрашивал, знаем ли мы о наличии на теле волоска, который, как считал Калабро, мог бы его оправдать (мои слова, не его). Далее он интересовался, когда именно мы разработали портрет и точно ли все улики собрали. Если да, то он оставит это дело в покое, а если нет — снова нам напишет.

Я счел письмо возможностью включить Калабро в наше исследование. Поэтому в июле 1983-го Билл Хагмайер в компании Розанн Руссо, одной из первых женщин-агентов в отделе поведенческого анализа, отправились в Клинтон на беседу с ним. Они описывали убийцу как беспокойного, но вежливого и готового сотрудничать человека — таким он был и в полиции. Кармайн все нажимал на свою невиновность и обжалование приговора, назначенное на ближайшее время. Он утверждал, что его несправедливо обвинили только на основании заключения по следам укусов. Поэтому он удалил все зубы, чтобы «меня не могли обвинить повторно», с гордостью обнажив зияющий пустотой рот. Не считая этого, интервью во многом повторяло содержание его письма, хотя Хагмайер и Руссо заметили, что Калабро очень заинтересовался их работой и не хотел их отпускать. Даже за решеткой он оставался все тем же одиночкой.

Я нисколько не сомневаюсь, что Кармайн Калабро страдает от тяжелой формы психологического расстройства. Ничто в его деле, истории его жизни или нашей с ним беседе даже и близко нельзя назвать нормальным. И все же я уверен: как и многие другие люди с отклонениями, он прекрасно понимал разницу между «плохо» и «хорошо». Странные и дикие фантазии — это не преступление. Преступление — принять осознанное решение претворить их в жизнь.

Глава 9. В чужой шкуре

К началу 1980-х я прорабатывал около ста пятидесяти дел в год и был в разъездах примерно столько же дней. Число расследований только росло. Я чувствовал себя персонажем Люсиль Болл из комедии «Я люблю Люси», которая в сценке на кондитерской фабрике старается поглощать конфеты быстрее, чем их подает конвейер: чем больше появлялось работы, тем быстрее мне приходилось бежать, чтобы не отставать. А вот шанс обогнать конвейер, чтобы наконец хоть немного передохнуть, вообще находился на грани фантастики.

Своим трудом мы заработали себе имя, и теперь запросы сыпались на нас, как манна небесная, со всех уголков США и из разных стран мира. Словно сотрудник неотложки, я должен был сортировать дела по степени их важности. В первую очередь я уделял внимание убийствам с изнасилованием, которые могли привести к дальнейшим жертвам.