— Давай шустрее. У нас три часа осталось, а ещё добираться. А если надеешься, что мы не успеем… То я без тебя пойду!
— Не пойдёшь. Боишься.
Да, боюсь. Что вечером, что поутру, помня о зелёной тени и «гостях с того света», я боялась засыпать, но всё обошлось. А теперь страшно идти на улицу. Мало ли, кто там бродит в людском обличье… С саламандром спокойнее. И объяснит, и прикроет, и пендюль выдаст, и в побег до дома благословит.
— А может, не я одна такая трусливая? — уточнила едко. — И кое-кто мерцающий тоже боится показаться на людях?
— Не понимаю, о ком ты, — и Сайел вышел в коридор.
У меня пропал дар речи. Это низкорослое и щуплое чудо в перьях вырядилось в широченные «бордические» штаны с мотнёй по колено и объёмную куртку с капюшоном по пояс. И все бы ничего, но шмотки, включая длинный шарф и шапку с «ушками», — ярко-розовые!
— Вижу, что нравится, — удовлетворённо хмыкнул саламандр.
— Ужас!..
И, похоже, месть с очередной попыткой настоять на своём. Умно. Я с таким чучелом никуда не пойду. Даже если представить, что его никто не видит, кроме меня… Всё равно не пойду. А впрочем… Даже у духов и саламандров должна быть мужская гордость из прошлой жизни.
— Ты похож на педика!
— На кого? — не понял он.
Я популярно объяснила. Сайел отчаянно покраснел и живо сменил цвет одежды с розового на чёрный. Глянул на меня угрюмо и буркнул:
— Будь у меня нормальное физическое тело…
— …жил бы в подъезде или в подвале. Мне дома озабоченные ящерицы не нужны. Штаны сделай поприличней.
— Это последний писк моды!
— И чтоб она им поперхнулась раз и навсегда… Ладно, пошли.
— А шубу надеть и обуться не хочешь?
Тьфу, совсем уже… И карту прихватить — распечатала с утра на всякий случай. Один раз добиралась до больницы, но с мамой и Алькой, и дорогу давно забыла.
До психбольницы, вернее, как именовалось данное учреждение, до «отделения психдиспансера для длительного содержания сложных больных», добираться около часа на транспорте с тремя пересадками или минут сорок дворами и пешком. Естественно, я пошла пешком. Погода чудесная — ветра нет, солнышко светит, и мелкие снежинки пляшут в его лучах. И рядом — сопящий саламандр, от которого волнами шло тепло. И — да — он видим. На него, вернее, на штаны с мотнёй, оглядывались — кто посмеиваясь, кто с интересом. И осязаем — следы на снегу оставлял как обычный человек.
— Осторожнее, — буркнул Сайел, подхватывая скользящую меня под руку.
— Спасибо… — я уцепилась за его локоть. Дуться смысла нет, люди взрослые и умные. — Сай, а почему ты восстанавливаешься быстро, а Муз — нет, если вы оба — высшие?
Уже пятый день, со времён «парня с собакой», Муз бледно-синей тенью спал почти без продыху. И составить с ним разговор о собственной «писцовости» никак не получалось.
— Я постоянно от огня питаюсь и умею копить силы про запас. А тот, кого ты называешь Музом, питается твоей творческой энергией. Сейчас ты почти не пишешь, и у него нет подпитки.
— Кроме алкоголя, — дополнила я ехидно.
— Чаще всего это энергетическая заначка, — пояснил мой спутник, с любопытством оглядываясь на тех, кто оглядывался на него. — Запасы того, что ты выплёскиваешь в процессе работы. Хотя потреблять материальное он иногда может. Мы — высшие по качествам силы, но по природе разные. Ты бы не забывала о нём, Васют. Эту историю отложила — так за другую возьмись. У тебя ящик идей в запасе.
— А рыться в чужих вещах — нехорошо, — осудила я.
— Зато полезно, — возразил Сайел улыбчиво. — Подумай, может, на рассказ соберёшься. Муз тебе нужен. Я могу прозевать опасность, а он — никогда. И всегда рядом, даже когда ты не видишь.
Я согласно кивнула. Нет, за другую книгу не возьмусь. Во-первых, с одной надобно разобраться. И не хватало мне ещё второго писца для полного счастья. Я тогда к деду не в гости пойду, а на ПМЖ перееду. Во-вторых… боязно, да. Но размять в себе творчество надо… и написать Альке письмо. Точно. Заодно… про Валика спрошу. Они знакомы, но на уровне «просто знакомы»: Алька всегда была крайне занятой — то художка, то худколлежд, то пленэры, то сабантуи с друзьями-художниками. И я от тоски подружилась с хулиганом. Но раз она видит Муза, раз увидела символ «героя» на моей щеке… Вероятно, и её памяти «редактура» не коснулась. Мне важно знать, что и она помнит Валика… взрослым и живым. Что я точно его не выдумала. Да, надо написать, раз обещала.
Сверившись с картой, я повела Сайела лабиринтом узких улочек, меж понастроенных где попало старых хрущёвок и новых «свечек». И, выйдя на широкий проспект, вернулась к прежним мыслям. И смотрела на украшенные елками, мишурой и шариками витрины бутиков, а видела подвал… и тень. Марионеточные нити и потусторонние глаза. И снова возвращалась мысленно в тот вечер. Рука, сжимающая горло. Удушье, оцепенение и темнота в глазах. И такой сладкий глоток воздуха после… Мог ли он тогда что-то сделать?.. Если бы я видела… А ведь…
— Ты видел, — проронила я тихо.