Окно выходит в белые деревья...

Завидую я.                   Этого секретане раскрывал я раньше никому.Я знаю, что живет мальчишка где-то,и очень я завидую ему.Завидую тому,                           как он дерется, —я не был так бесхитростен и смел.Завидую тому,                          как он смеется, —я так смеяться в детстве не умел.Он вечно ходит в ссадинах и шишках, —я был всегда причесанней, целей.Все те места, что пропускал я в книжках,он не пропустит.                             Он и туг сильней.Он будет честен жесткой прямотою,злу не прощая за его добро,и там, где я перо бросал:                                        «Не стоит!» —он скажет:                   «Стоит!» — и возьмет перо.Он если не развяжет,

                                    так разрубит,где я не развяжу, не разрублю.Он если уж полюбит,                                  не разлюбит,а я и полюблю,                          да разлюблю.Я скрою зависть.                                   Буду улыбаться.Я притворюсь, как будто я простак:«Кому-то же ведь надо ошибаться,кому-то же ведь надо жить не так».Но сколько б ни внушал себе я это,твердя:                 «Судьба у каждого своя», —мне не забыть, что есть мальчишка где-то,что он добьется большего,                                                 чем я.1955

СВАДЬБЫ

А. Межирову

О, свадьбы в дни военные!Обманчивый уют,слова неоткровенныео том, что не убьют…

Дорогой зимней, снежною,сквозь ветер, бьющий зло,лечу на свадьбу спешнуюв соседнее село.Походочкой расслабленной,с челочкой на лбувхожу,           плясун прославленный,в гудящую избу.Наряженный,                         взволнованный,среди друзей,                              родных,сидит мобилизованныйрастерянный жених.Сидит               с невестой — Верою.А через пару днейшинель наденет серую,на фронт поедет в ней.Землей чужой,                           не местною,с винтовкою пойдет,

под пулею немецкою,быть может, упадет.В стакане брага пенная,но пить ее невмочь.Быть может, ночь их первая —последняя их ночь.Глядит он опечаленнои — болью всей душимне через стол отчаянно:«А ну давай, пляши!»Забыли все о выпитом,все смотрят на меня,и вот иду я с вывертом,подковками звеня.То выдам дробь,                             то по полуноски проволоку.Свищу,              в ладоши хлопаю,взлетаю к потолку.Летят по стенам лозунги,что Гитлеру капут,а у невесты                     слезыньки

горючие                 текут.Уже я измочаленный,уже едва дышу…«Пляши!..» —                         кричат отчаянно,и я опять пляшу…Ступни как деревянные,когда вернусь домой,но с новой свадьбы                                    пьяныеявляются за мной.Едва отпущен матерью,на свадьбы вновь гляжуи вновь у самой скатертивприсядочку хожу.Невесте горько плачется,стоят в слезах друзья.Мне страшно.                           Мне не пляшется,но не плясать —                                 нельзя.2 октября 1955

«Я сибирской породы…»