Окончательная реальность

– О да, мой друг. Иногда и Пуаро совершает ошибки, обманутый ложными пристрастиями и дружескими чувствами. Однако восстановим факты того давнего дела. Мы все собрались в усадьбе… Без четверти полночь, или, пожалуй, на пару минут раньше, полицейский, приглашенный для аттракциона с пирожным, поднялся на крышу ангара. В 23.54 (об этом нам всем объявил Боббер) должен был прозвучать выстрел. Однако выстрел прозвучал чуть позже. Пустяк, полуминутная задержка, наверное, я и сам не обратил бы на нее ни малейшего внимания, если бы… – Пуаро сделал паузу, – если бы не волнение Боббера. Он выглядел встревоженным, беспокойно тянул шею, вертел головой. Казалось, бедняга вот-вот растерзает официантов. Что это, – подумал я тогда, – хваленая немецкая педантичность? Вряд ли. Боббер – гот, а уж какие из готов немцы, нам всем хорошо известно. – Пуаро улыбнулся.

Шварцвальд, напротив, был мрачен.

– Продолжайте, – грозно сказал он.

– С удовольствием, мой друг. Попробуем перейти к следующему эпизоду. Итак, раздался первый выстрел. Он был негромким, но заметным – торт раскрылся! Грянул марш, и началась праздничная суматоха. Второго выстрела мы не слышали, зато прекрасно видели: Абрам рухнул прямо под ноги профессора Гройса. Между двумя выстрелами прошло мгновение, я сразу обратил на это внимание.

– Что же удивительного, Пуаро? Естественно, снайпер сделал два выстрела подряд.

– Ничего удивительного, Шварцвальд. Удивительно то, что он вообще сделал выстрел. На что рассчитывал сей добропорядочный семьянин, неожиданно оказавшийся киллером, как собирался покинуть место преступления? Все это было в высшей степени необычно. Но, прежде чем я успел спросить себя: «Что бы это значило?», – прозвучал еще один выстрел. Он был громким и привлек всеобщее внимание. Толпа бросается к ангару, врывается на чердак и застает там… кого?

– Гастингса…

– Да, Гастингса.

– И что же?

– Неужели не поняли? Убийца-то – Гастингс!

– Боже мой! – воскликнул Шварцвальд.

– Не стоит расстраиваться, дружище. У вас в руках был киллер, но улики! У вас не было улик. Поиск улик, дорогой мой друг, требует наблюдательности и ума. – Пуаро постучал себя пальцем по лбу. – Ума и сообразительности.

– Какого черта, – вспылил Шварцвальд, – вы знали, что ваш напарник наемный убийца и скрывали это…

– Я не знал, – резко перебил Шварцвальда Пуаро, – я узнал! Когда я поднимался вместе с вами на чердак, мне еще ничего не было известно. Но наблюдательность, мой друг, она необходима в нашем ремесле. Я заметил дырку.

– Какую дырку?

– Отверстие, свежее пулевое отверстие в стене, которое не заметили ни вы, ни ваши криминалисты. Откуда бы ему там взяться? На следующий день я приехал к вам и спросил: «Как был вооружен предполагаемый киллер?» Вот ваш ответ: «Снайперская винтовка, из которой совершено убийство, штатный пистолет полицейского в кобуре, да еще и револьвер „Барракуда“ с глушителем». Не много ли железа? Зачем киллеру еще один револьвер, а?

Шварцвальд сидел, тупо уставившись в одну точку, Пуаро между тем продолжал:

– В принципе, к этому моменту мне все стало ясно. Но, учитывая необычность ситуации, все-таки подозреваемый – мой друг, – Пуаро вытянул губы в смешную дудочку, – я решил подсобрать улик. Итак, я отправился в поместье «Эйбесфельд». И знаете, что нашел под чердачным окном ангара, в траве? Гильзу! Гильзу от «Барракуды».

– От «Барракуды»? – переспросил Шварцвальд.

Он выглядел потерянным.

– Признаться, я несколько утратил нить …

– Утратили?! Да вы ее и не имели! Почему бы не проверить револьвер Гастингса? Всего-то надо было вытряхнуть оставшиеся патроны и увидеть среди них холостой.

– Холостой, холостой, – повторил Шварцвальд. Он уперся руками в лавку и слегка раскачивался из стороны в сторону. – Ничего не понимаю. При чем здесь холостой патрон? Холостым нельзя застрелить человека…

– Весьма глубокое замечание, – надменно промолвил Пуаро. – Полагаю, настал момент, когда вам хотелось бы услышать, что там произошло на самом деле?

Шварцвальд энергично кивнул.