Читаем Октавиан Август. Революционер, ставший императором полностью

Из евангелистов только Матфей и Лука описывают рождение Христово. Сочинения эти традиционно относят к последней четверти первого столетия н. э., хотя для этого имеется мало прямых свидетельств. Более или менее ясно, что их Евангелия не могли появиться позднее, но, возможно, что они написаны ранее. Считают, что Евангелие от Марка написано раньше – быть может, на десятилетие – и в его рассказе не описывается рождение Иисуса, как не описывается оно и в повествовании Иоанна, которое признают написанным позже всех из четырех евангельских рассказов. Важно помнить, что евангелисты не собирались составлять историю того времени, но передавали библейскую проповедь. Поэтому они описывали те стороны жизни Иисуса, которые являлись важными в этом отношении, и упоминали о других событиях только в тех случаях, когда это соответствовало поставленной цели – например, у них очень мало говорится о его детстве и совсем ничего о его взрослой жизни до того, как он начал свою проповедь. Историк (или биограф) требует деталей такого рода и насколько возможно контекста и подоплеки событий, а это попросту не интересовало евангелистов. При сравнении нам следует обратить внимание на то, что мы мало знаем о жизни выдающихся римлян до того, как они приобретали важный политический статус. Пока стоит заметить, что мы должны проявлять осторожность, прежде чем строить строгие теории на побочных фактах, приводимых авторами Евангелий, которые, возможно, никогда не считались вполне точными.

Матфей (2:1) решительно относит рождение Христа ко времени царствования Ирода Великого. Евангелист Лука (1:5) определенно приурочивает рождение Иоанна Крестителя ко времени жизни Ирода и по смыслу относит рождение Иисуса к тому же самому периоду времени. Ирод скончался в 4 г. до н. э. Посему вполне правдоподобно, что Иисус родился в какой-то момент за год или за два до этого, приблизительно в 6–5 г. до н. э. или в первые месяцы 4 г. до н. э. Также полагают, что расположение звезд в 7 г. до н. э. имело особый смысл для зороастрийских астрологов, с наибольшей вероятностью отождествляемых у Матфея с волхвами с Востока, и поэтому указывают на этот год. Я не считаю себя достаточно компетентным в таких вопросах, чтобы давать оценку этому утверждению, но любой из названных годов должен быть увязан с распятием, случившимся во время префектуры Понтия Пилата, с 26 по 36 г. н. э.

Текст Луки (2:1–2) ставит перед нами проблему, когда мы узнаем из него, что «в те дни вышло от Кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. (Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею)». Как ранее установлено, никакой другой источник не упоминает о единичном постановлении, предписывавшем проведение ценза и переписи всех провинций. Это не значит, что мы с полной уверенностью можем утверждать, что Август никогда не издавал подобного декрета, но это значит, что нам следует с осторожностью принимать на веру эти сведения лишь на основании одного свидетельства. У Луки нет причины заботиться о точном описании административного механизма налогообложения в Римской империи, и даже допуская, что он разбирался в таких вещах, известно, как мало людей сегодня на самом деле понимают все стороны системы налогообложения своих собственных стран. Что ясно, так это то, что при Августе система налогообложения империи была упорядочена – подобно многим другим отраслям управления. Как часть этого процесса большинство – быть может, все – провинции подвергались одному или более цензам, в ходе которых устанавливался размер налога, подлежащего безусловной уплате. Во многих случаях это происходило впервые, по крайней мере при прямом римском управлении. Такого рода оценка имущества для взимания налога отличалась от традиционного римского ценза, который касался исключительно римских граждан и их имущества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Страницы истории

Европа перед катастрофой, 1890–1914
Европа перед катастрофой, 1890–1914

Последние десятилетия перед Великой войной, которая станет Первой мировой… Европа на пороге одной из глобальных катастроф ХХ века, повлекшей страшные жертвы, в очередной раз перекроившей границы государств и судьбы целых народов.Медленный упадок Великобритании, пытающейся удержать остатки недавнего викторианского величия, – и борьба Германской империи за место под солнцем. Позорное «дело Дрейфуса», всколыхнувшее все цивилизованные страны, – и небывалый подъем международного анархистского движения.Аристократия еще сильна и могущественна, народ все еще беден и обездолен, но уже раздаются первые подземные толчки – предвестники чудовищного землетрясения, которое погубит вековые империи и навсегда изменит сам ход мировой истории.Таков мир, который открывает читателю знаменитая писательница Барбара Такман, дважды лауреат Пулитцеровской премии и автор «Августовских пушек»!

Барбара Такман

Военная документалистика и аналитика
Двенадцать цезарей
Двенадцать цезарей

Дерзкий и необычный историко-литературный проект от современного ученого, решившего создать собственную версию бессмертной «Жизни двенадцати цезарей» Светония Транквилла — с учетом всего того всеобъемлющего объема материалов и знаний, которыми владеют историки XXI века!Безумец Калигула и мудрые Веспасиан и Тит. Слабохарактерный Клавдий и распутные, жестокие сибариты Тиберий и Нерон. Циничный реалист Домициан — и идеалист Отон. И конечно, те двое, о ком бесконечно спорили при жизни и продолжают столь же ожесточенно спорить даже сейчас, — Цезарь и Август, без которых просто не было бы великой Римской империи.Они буквально оживают перед нами в книге Мэтью Деннисона, а вместе с ними и их мир — роскошный, жестокий, непобедимый, развратный, гениальный, всемогущий Pax Romana…

Мэтью Деннисон

История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное