Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Курбатов вспоминал: в конце 1958-го или в начале 1959 года на собрании литобъединения появился «коренастый, несколько небрежно, по тогдашней моде геологов Певека, одетый парень». Обратим внимание на это «по тогдашней моде», хотя и «небрежно». При всём презрении к потребительству и мещанству Куваев, несомненно, уделял внимание своему внешнему виду: броские яркие куртки, тёмные очки, трубки, аккуратная борода… Это было геологическое полярное щёгольство – сродни щёгольству моряцкому. Магаданский писатель и друг Куваева Юрий Васильев утверждал, что трубку Олег курил просто из удобства: «В дороге, когда куришь трубку, руки свободны, и, когда сидишь за машинкой, дым тоже не ест глаза, как от сигареты». Но он же признаёт: Олег любил хорошие ружья (умудрялся доставать «иномарки»; однажды записал, что старенькие одностволки одушевляются их владельцами), ножи, трубки, лодки, моторы. Когда ему подарили медную подзорную трубу, радовался, как ребёнок. Как-то послал Мифтахутдинову охотничий нож: «Я его таскал несколько лет. Не сломается в отличие от магазинных… Медведя и этим я обдирал…» После смерти Куваева Мифтахутдинов передал нож в школьную библиотеку посёлка Омолон. Много позже дочь Мифтахутдинова Наталья пыталась отыскать этот нож, но школу к тому времени «оптимизировали», и следы куваевского клинка потерялись.

Северным дебютом Куваева стал рассказ или, скорее, очерк «По земле чаучу и кавралинов» (в первой публикации – «каваралинов»; чаучу – это тундровые оленеводы, кавралины – разъездные торговцы-менялы). Он вышел осенью 1959 года в «Чаунской правде» за подписью О. Михайлов – видимо, из скромности автор не стал подписываться настоящей фамилией, хотя первая публикация в «Охоте и охотничьем хозяйстве» вышла под именем О. Куваева (псевдоним О. Михайлов возник в результате превращения отчества писателя в фамилию). Именно этим произведением Куваев открыл свою главную – чукотскую тему, одновременно продолжая начатую на Тянь-Шане этнографическую линию.

В том же 1959 году «Чаунская правда» публикует рассказ «Охота на моржей» и очерк «За моржами», весной 1960-го – «Лёшку из племени онкилонов», также за подписью «О. Михайлов». Уже в мае 1960 года очерк «Зверобои» выйдет за подписью «О. Куваев». Но «Четвёртый шпангоут», который впоследствии превратится в рассказ «С тех пор, как плавал старый Ной», появится в печати осенью 1960 года опять за авторством О. Михайлова (заметим, что в начале 1970-х в газете «Магаданский комсомолец» выходили фантастические рассказы-миниатюры О. Михайлова, но это был другой – настоящий Михайлов).

Вскоре тексты Куваева – уже под реальной фамилией – появляются в областной газете «Магаданская правда» (с начала 1930-х до 1954 года выходила под названиями «Дальстроевец» и «Советская Колыма») с подачи чукотского собкора этого издания Петра Подберёзного. В январе 1960 года «Магаданка» публикует рассказ «Хозяин тундры» (ранняя редакция «Гернеугина, не любящего шума»), в сентябре 1961 года – «Поездку в тундру».

В это же время рассказы Куваева при содействии главного редактора Магаданского книжного издательства Кирилла Николаева попадают в альманах «На Севере Дальнем»: в 1959–1960 годах здесь выходят «По земле чаучу и кавралинов» (с подзаголовком «Из записной книжки геолога»), «Гернеугин», «Зверобои».

В 1960-м «На Севере Дальнем» публикует и написанную годом раньше первую, геологической тематики повесть Куваева – «В то обычное лето» (впоследствии она превратится в «Зажгите костры в океане»). Оттепельно-смелые рассуждения героев о «произволе всякого рода вождей» из повести, правда, вымарали.

В июле 1960 года «Зверобоев» перепечатал журнал «Охота и охотничье хозяйство», где Куваев дебютировал тремя годами раньше.

Курбатов вспоминал: над рассказами Куваев работал медленно (над отчётами и научными статьями – напротив, стремительно!), много правил, а иногда «напрочь переделывал написанное».

«В геологию меня не требовалось тянуть, я с детства настроен был на такую или аналогичную профессию. А вот в литературу нужно было подтолкнуть», – вспоминал Куваев. В Певеке его подтолкнули, но он ещё сомневался. Писал друзьям, что не думает всерьёз заниматься «этим делом» – литературой… Или лукавил? Вот в 1960 году пишет Попову, что раздумал поступать в Литинститут, мол, рано, а главное, это ставка на «очень неважную карту»: в активе лишь несколько напечатанных очерков и рассказов. Выходит, в этот период молодой перспективный певекский геофизик всё-таки думал о Литинституте.

Путь киновари

Первая публикация далеко не всегда равнозначна полноценному вхождению в литературу. Чтобы писательский дебют не сводился к начальной строчке в будущей библиографии, а приобрёл статус вызвавшего резонанс события, необходимы либо зарегистрированная «волна» реальных читательских откликов, либо трансформация текста во что-то иное – разгромную или, наоборот, хвалебную рецензию профессионального критика, литературную премию, экранизацию, театральную постановку и проч.