Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Но необычность конструкции «Гернеугина», изготовленного не на заводе крупнопанельного арктического «прозостроения», а вручную, по собственному писательскому проекту, одним лишь остранением не исчерпывается. К симбиозу производственной и этнографической прозы Куваев добавляет как минимум ещё один компонент – мифологический. Однако и этот компонент не выглядит как нечто механически присоединённое. Начнём с того, что он органически связан с мифологически-«первобытным» мышлением самого Гернеугина. Такое добропорядочное соседство и позволяет без какой-либо искусственной мотивации поместить в текст геологической тематики аутентичное чукотское сказание о происхождении киновари, которое имеет смысл процитировать целиком.

«Давно, очень давно, когда не было ещё на мысе Нутепельмен моря, людей, зверя, а были одни камни и трава, из далёкой земли мэрекенской пришла сюда девушка, – выгнал её из дому отец. Сюда, на камни, пришла девушка, здесь плакалась звёздам, матери Великой Тундре: как жить ей без людей, без зверя, – не знала. Звёзды, земля научили девушку. В своих ладошках снег растопила она, море сделала, из крепкого камня сделала людей – кавралинов. Далеко за перевалом убила нерпу девушка, на ремне сюда притащила, оживила. Моржа притащила, оживила. Капала по дороге кровь из зверя, на земле застывала. Здесь, на мысу, отдыхала девушка, крови много в земле скопилось. Моет её река, красной пеной устилает песчаную косу, внук его (Гернеугина. – Примеч. авт.

), Тоянто, играет красными камушками».

В этом фрагменте, отсылающем к эскимосско-чукотским представлениям о хозяйке морских зверей Седне, мы наблюдаем целую связку мифологических мотивов и ассоциаций. Во-первых, в ней задействован архаический мотив тождества микро- и макрокосма, не ограничивающийся чукотской или палеоазиатской традицией (по древнегреческим легендам, например, люди произошли из камней, которые после всемирного потопа бросали за спину Девкалион и Пирра). Во-вторых, она проецирует сюжет куваевского рассказа на такую мифологему новейшего времени, как понятие «крови и почвы» (понятие это дискредитировано официальной идеологией национал-социализма, но в своих истоках оно было лишь популярным концептом, применявшимся и в антропогеографии Фридриха Ратцеля, и в геополитических построениях Поля Видаля де ла Блаша, и в историософии Освальда Шпенглера). Если разобраться, Гернеугин отказывается от взрастившей его «питательной смеси» крови и почвы в пользу тех, кто стремится присвоить её жизненную силу, сделать её предметом добычи, транспортировки и торговли. И неважно, что это умерщвление кроваво-красной субстанции, представляющей собой дух и душу этой земли, происходит в благих целях и под красивыми лозунгами коммунистического строительства. Единая целостность крови и почвы родных для Гернеугина мест не может быть разбита на составные части хотя бы потому, что она существует не как механический конгломерат одного и другого, а как их нераздельное единство: песчаную косу Нутепельмен устилает кровь-почва, таящая в себе не один кровь-камень.

В-третьих, и это самое главное и интересное, в сочетании с другими сюжетными звеньями «Гернеугина» миф о происхождении красных камней на мысе Нутепельмен отсылает нас к важнейшей составляющей всего куваевского творчества – регулярно воспроизводимой алхимической символике. Действительно, ничто не мешает отождествить идейную структуру «Гернеугина» с погоней за духом Меркурием, персонифицирующим тайную субстанцию превращения чего-то наличного, доступного во что-то чаемое, желанное (низменного – в предельно возвышенное, грубо материального – в утончённо духовное, лунного серебра – в солнечное золото и т. д.).

Выявление алхимических подтекстов «Гернеугина» лучше всего начать с апелляции к трактату итальянского мистика Чезаре делла Ривьера «Магический мир героев», опубликованного в 1605 году и переизданного Юлиусом Эволой уже в XX веке. В нём есть пассаж, который отчётливо проецируется на изложенную выше легенду о киновари. «Поскольку кровь является средоточием жизненных духов, – пишет делла Ривьера, – она содержит в себе духовную жизнь всего. Об этой крови говорит Орфей в Лапидариях, где утверждается, что кровь Сатурна, пролившись на землю, загустела и превратилась в камень: в этих словах содержится полностью вся природная магия, как теоретическая, так и практическая… Рассуждая, мы можем каббалистически прочесть, что магическая кровь обеспечивает нам здоровье жизненных духов, поскольку содержит в себе упомянутую квинтэссенцию… Эту кровь называют Молоком Девы, под Девой подразумевая Луну».