Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Куваев понимал: по-хорошему надо начинать именно с Колымы, откуда вышло большинство чукотских «корифеев». «Сама цель, благородство, что ли, её, память парней, наших коллег, требует по логике и уму начинать с Колымы… – писал он. – Фигуры эпохи Билибина ведь требуют книги о них. Настоящей книги для всесоюзного читателя. Ребята, отравленные бродяжничеством, хотят иметь свои „Три товарища“». Но на Колыме (исключая низовья) Куваев не работал, а писать о том, о чём не имел личных впечатлений, не мог: «Полное отсутствие наличия присутствия фантазии, вот моя беда». Но всё-таки просил Игоря Шабарина вспоминать и записывать колымские легенды и анекдоты давних времён. Хронику событий, писал ему Куваев, легко восстановить по отчётам; важнее запах времени: что за люди были Билибин и Цареградский, чем развлекались колымские бичи? И сам Куваев делает записи вроде: «Типовая структура колымского посёлка. Две вышки, два барака, уборная на четыре очка и морг на четыре трупа». Возможно, у него были планы взяться и за Колыму… но теперь, похоже, не возьмётся никто. Колымских Шолохова и Купера так и не появилось, а не возьмись Куваев за «Территорию», и о чукотском золоте мы бы не узнали. Документы и архивы изучает слишком узкий круг профессиональных историков, остальные приобщаются к прошлому через хорошую художественную литературу.

Другой проблемой, связанной с Колымой, были лагеря: «Писать без этого об этом – дешёвка и ещё раз дешёвка». Дело было даже не в цензуре. Куваев считал: писать о лагерях он не имеет «никакого морального права», потому что сам не сидел.

Он решил писать о Чукотке, где успел захватить финальный акт драматической истории открытия и разведки золота. Застал и Чемоданова, и Власенко, видел, как полярной ночью тянули ЛЭП и били дорогу к будущему прииску Комсомольскому. А в 1958 году, когда Куваев работал на Ичувееме, тракторная колонна двинулась на Анюй закладывать второй прииск.

Куваев изучал труды Обручева и Билибина, засекреченные работы своих старших современников – Цареградского, Зимкина… В ноябре 1963-го написал: «Ключ для романа нашёл». В 1964-м «Вокруг света» в рецензии на первую книгу Куваева упомянул: автор работает над романом о золотоискателях Чукотки. К 1965 году в папке «Золото», куда ложились письма, документы, телеграммы, выписки, было уже около трёхсот страниц. В том же году появилось три варианта начала романа. В 1967 году по дороге на Эльгыгытгын Куваев задержался в Певеке – поговорить с ветеранами, посидеть в архиве управления.

В конце 1970-го – начале 1971 года Куваеву написал Герман Жилинский, тот самый геолог, задолго до Чемоданова доказывавший золотоносность Чукотки (на тот момент – уже доктор, лауреат, членкор АН КазССР). Прочтя книгу «Птица капитана Росса», куда вошла документальная повесть «Два цвета земли между двух океанов», затрагивавшая историю чукотского золота, он прислал Куваеву кое-какие уточнения. Тот с радостью откликнулся: «Как говорили в старину, „нельзя не узреть в сём божьего промысла“. Я ведь собирался к Вам ехать где-то в конце этого года, ибо получить у Вас консультацию по первым шагам этого открытия мне просто необходимо… Возникла идея съездить к Вам в Алма-Ату. Но Ваше письмо пришло раньше». Куваев сообщил Жилинскому, что его интересует «объективная история» открытия чукотского золота: «О том, что официальная и наградная версии не совсем точны, я понял ещё в Певеке…»

В тот же период, в мае 1971 года, Куваев пишет известному геологу Дмитрию Асееву, в 1940-х назвавшему открытые им золотые месторождения в честь своих детей «Павликом» и «Наталкой»: «В эту весну я решил заняться литературной „разработкой“ Колымы и Чукотки… Ваши воспоминания для меня значат много, хотя у меня и достаточно много других источников».

Как перфекционист, вечно недовольный собой, над первым своим романом Куваев работал особенно тщательно. Писал, переписывал, желая совместить «фантастическую правду» «Моби Дика» с точностью Бунина и слогом Паустовского. В 1971-м писал: «Роман – это, конечно, проверка. Стою я на каком-то гребне. То ли действительно напишу „Моби Дик“, то ли просто грамотно, технически сделанную макулатуру». В начале 1972 года впал в глубокую депрессию, не веря в свои силы, но потом вновь взялся за роман.

Известно около восьми редакций «Территории» и ещё больше рабочих названий романа. В 1962 году появилось первое или одно из первых – «Мы живём в местах отдалённых». Борис Ильинский предложил «Белой ночи яростный свет», что Куваев счёл слишком пафосным. Вариант «Иди на восток» отпал из-за схожести с гранинским «Иду на грозу». Другие варианты: «Часть божественной сути», «Половина божественной сути», «Яростный свет и потёмки», «Северные золотые огни», «Пока качаются светила», «Шутя, играя и…», «Время бежать на Север», «Удаляясь всё дальше на Север», «Передний вагон», «Снежный рассвет», «Полярный рассвет»… «Идеально название из двух слов, которое что-то утверждает», – рассуждал Куваев, восхищаясь названиями «Ночь нежна» и «Прощай, оружие!».