Олег Попов

От советского цирка был приглашен Олег Попов. В переполненном зале театра «Олимпия», где выступали поэты и композиторы, певцы и драматические актеры, до Попова очередь дошла только в два часа ночи. Для такого j случая он подготовил новый трюк. Поданный как < гвоздь

программы», Олег с привычным для него блеском исполнил свой номер на проволоке, спрыгнул с нее, спустился в зал, где на почетном месте сидела знаменитая негритянка, достал из левого кармана пиджака большое алое бархатное сердце и под аплодисменты всего зала положил I его к ногам Жозефины Беккер.

Как и в Москве, все свободное от представления время Попов посвящает работе. В его тетради появляются новые идеи и темы для реприз. Он разрабатывает их и репетирует тут же, в номере гостиницы, хотя его отрывают ежеминутно. То приезжает корреспондент американской га

зеты, с недоверием относящийся ко всему советскому, в том числе и к успеху цирка; то звонит известный цирковед и писатель Тристан Реми и приглашает Попова приехать в книжный магазин, где объявлена продажа книги «Цирк Москвы» в присутствии советских

артистов.

«Торговля у нас шла на лад»,— шутливо замечает после этой поездки Олег.

А в свободные минуты — экскурсии в Лувр, Версаль, на Монмартр и в Пантеон, где похоронены Вольтер, Гюго, Мирабо, Руссо, Марат...

Семнадцатое апреля. В окно гостиничного номера бьет дождь. «Последние дни в Париже. Как жалко с ним расставаться. Успех у нас большой. Аншлаги и аншлаги. Только что прошел последний спектакль. После него были в русском ресторане, ели соленые огурцы. Как вкусно! Сейчас нас ждет автобус на Марсель. Итак, в путь снова! Хочется домой!!!» — заключает парижские записи Попов.

Экспресс «Мистраль» приносит советских артистов на берег Средиземного моря, в Марсель. Десятидневные гастроли Московского цирка проходят во Дворце спорта. Зрители — рыбаки, докеры, рабочие Марселя — восторженно встречают советский цирк, и особенно Попова, такого близкого им, такого понятного, простого.

Марсельские газеты полны восторгов: «Его номер на проволоке можно назвать «Молодость на арене». После Попова мы с грустью смотрим на западных клоунов. Они не артистичны, вульгарны. Нам, по-видимому, остается познакомить их с русским фальклором» («Провансаль»); «Олег — поэт арены. Мальчишка пригорода. Впрочем, это так и есть. Ведь он выходец из народа. Он самый молодой из всей советской труппы и в то же время самый опытный. На его счету уже более полумиллиарда зрителей. Мы не удивимся, если этот счет возрастет до двух с половиной миллиардов. Гарантия этого — поразительная современность его актерской маски» («Марсейез»).