Олег Табаков

— Актерская профессия — солдатская, требующая исполнения и дисциплины. Холодно — надо играть, грустно — надо играть, умер кто-то из близких — надо играть. Мне даже в день похорон мамы пришлось играть в спектакле «Большевики». Работу я свою никогда не подводил из-за обстоятельств жизни. Человек должен быть счастлив от того, что он делает. Если бы мне не давали играть, я бы платил, чтобы выйти на сцену. Немного, рублей по триста, но платил бы. Хотя если выбирать, что ценнее — жизнь или работа, — то жизнь. Вовсе не желая быть диктатором, я за абсолютную диктатуру. Кстати, ровно 113 лет назад при организации МХТ в Москве было четыре с половиной театра, пользующихся интересом зрителей. Малый, МХТ, Таировкий и опера Зимина. Прошло 50 лет. Появился Ефремов и его первое десятилетие во МХАТе, Любимов, что-то у Гончарова возникало интересное. Прошло еще 50 лет, и опять интересом пользуется примерно такое же количество театров. Это я к тому, что не демократическое устройство свидетельствует о жизнеспособности театра, а представление, что театр — есть путь, и путь четко должен иметь перспективу. В динамике продвижения устанавливается подлинный диалог театра и зрителя.

Сентябрь 2011 года, после просмотра отрывков.

— Я вот о чем подумал. Над чем вы плачете сегодня? Видите, что делается в мире, где так много боли, страданий, тяжелого чувства? Сплошные революции. Причем все революции — всегда ложь. Количество пожираемых революцией своих детей несообразно ничему, и принцип «отнимем и раздадим» делает человека счастливым только на время поглощения пищи. Если вы не плачете ни над чем, не надо вам быть актерами. Если не проснется это африканское чувство «над вымыслом слезами обольюсь», не имеет смысла заниматься нашей профессией. В мире так много и боли, и слез, и тяжести. А у вас сегодня… (махнув рукой, уходит) И такое бывало. Сильно емко, глубоко Олег Табаков учил зоркости жизни. На каждом уроке исподволь Мастер стремился обратить внимание ученика на невозможность замыкаться на чисто профессиональных занятиях, на серьезность внутренней взаимосвязи актера с событиями, что происходят за стенами школы. При этом повторял: идите от себя, представьте себя на этом месте. У некоторых было заметно замешательство при этих призывах. А как идти от себя, когда происходящее в отрывке случилось так давно, далеко и совсем с другими людьми? Между тем, «Я» в предлагаемых обстоятельствах — основа основ системы Станиславского. В ребенке это существует от рождения, он молниеносно откликается на любое предложение поиграть, быстро включается в игру. А потом ребенок растет, развивается, учится, кажется, что с взрослением умнеет, а эти свойства исчезают. И не всем удается возвратить себе детскую веру в происходящее, так что задание одно из сложных. Не зря, видимо, режиссер Алексей Попов заметил: «В формуле Станиславского — к роли идти от себя — главное глагол». Топай, не уставая. Кто сумел поверить в эту заповедь, с интересом продолжил обучение.

Всякий театральный педагог — такой же уникальный режиссер, он не может передать секреты, читая лекции по методике, только проецируя разного рода драматические ситуации, он заставляет пропускать через себя. Всё драматизирует. Строит историю, где сюжет познания себя в обстоятельствах ситуации дает толчок к пониманию мира и своего места в этом мире. Табаков все время усложнял задачи. Так в самом начале второго курса ученики услышали из его уст — долговременная вера в предлагаемые обстоятельства. Не три секунды, как было в этюде на первом курсе или у кого-то минута, а долговременная вера в предлагаемые обстоятельства как способ самоидентификации. Наблюдать, как на твоих глазах на втором курсе обучения ученики запросто брали три-четыре минуты такого проживания и наполняли энергией зал, — сродни чуду! При этом он бескомпромиссно останавливал урок, когда замечал фальшь.

Однажды я посетовала на суровость оценок Табакова в отношении некоторых студентов. Работавший долгие годы с ним педагог засмеялся: «Вы не видели его двадцать лет назад! В наши дни он добр как Дед Мороз!» Студенты учились осознанию: как оценивает себя человек — таков он есть на самом деле. Весь второй курс педагоги вместе со студентами работали в этой системе координат — исследования предлагаемых обстоятельств и долговременная вера в предлагаемых обстоятельствах. Вскоре прозвучало важное слово непрерывность. Создание сплошной непрерывной жизни на сцене — еще одно из основных положений реформы Станиславского. Табаков неустанно повторял: на сцене необходимо постоянное (и при словах, и без слов) — общение на сцене, чтобы возникало ощущение реального течения жизни. Так в будничном анализе студенческих работ закладывались основы будущей профессии. Доказательством важности и правильности обучения в данной системе служат судьбы выпускников пяти курсов Табакова. Они не заблудились, все оказались нужны в современном театре.