Олег Табаков

На том собрании главный режиссер Галина Волчек заметила: «За четверть века только первые пять лет труппа „Современника“ не занималась самобичеванием и не предъявляла претензий руководству, а на протяжении двадцати лет лейтмотив один и тот же»[48]

. И остроумно составила выдержки из протоколов прошлых лет. «Июль 1962 года. Олег Табаков: „Сезон был трудный, прошел неблагополучно в отношении творчества. Возникли разногласия в труппе“. Июнь 1963 года. М. Козаков — О. Ефремову: „Хотелось бы, чтобы ты понял до конца, что актер нуждается в постоянном режиссерском глазе. Ты делишь актеров на опытных и неопытных. Это приводит к малому количеству уникальных работ. Ты должен думать о росте каждого актера. Многие боятся тебя, это плохо. Ты говоришь, что любишь нас, но подлинного проявления любви нет. У тебя существует тенденция говорить плохо о людях за глаза. Ты не смотришь свои спектакли, нужно, чтобы ты говорил чаще с актерами“. Ефремов — Козакову: „Да, делю актеров на опытных и неопытных. И буду делить“. Декабрь 1963. О. Табаков: „Мы изменились, изменились наши привычки, мы другие. Мы сейчас существуем по привычке, наш театр интереснее других, на него ходят, но чем он отличается от других? Форма диктатуры труппы сейчас несостоятельна. Совет работал плохо. Мы стали хуже играть, где-то это меньше заметно, где-то больше“. Г. Волчек: „Все решает общность задач, общая идея. Корень таится в том, что идеи, желания у нас не общие. И сейчас нужна программа…“ Июнь 1964. Олег Ефремов: „Мы всегда боролись с премьерством, каботинством, а сейчас это стало расцветать. Во всем царит распущенность: и в работе, и в дисциплине“. Л. Иванова: „Программа, которая задумывалась, не осуществилась, плохо идут спектакли, в них мы не растем, коллектив разобщен“. О. Ефремов: „Индивидуализм стал процветать махровым цветом. Нужен железный критерий, но как его найти? Стоит одному ощутить себя художником, как это сразу действует на других — а почему я так не могу?“ Декабрь 1965. О. Табаков: „Важно ответить, каким путем пойдем. Я многих актеров не понимаю. Что мне дорого было в том старом театре: я мог сказать раз в год правду, а сейчас люди чужие…“ Июнь 1966. В. Сергачев: „’Современник’ перестал быть театром единомышленников. Все хотят играть большие роли, многие не удовлетворены. Надо ликвидировать разрыв в уровне мастерства“. Т. Лаврова: „Мы прошли период студийности. Но у нас какой-то сейчас необратимый процесс — ощущение сектантства, труппу не информируют ни о чем. Но мы должны знать доступные вещи, мы требуем этого“. Декабрь 1967. Елена Козелькова: „Мои пожелания, чтобы не было балласта. Надо проводить разъяснительную работу, почему мы берем ту или иную пьесу“. Май 1968. О. Ефремов: „Мы прожили 12 сезонов, и мы уже не максималисты, как были раньше, сейчас у нас уже не те критерии, которые были“. Л. Толмачева: „У нас наметились разные направления и разный подход к материалу. Надо, чтобы в этом году театр не свалился к МХАТу. Внутри у нас идут разговоры, а почему не говорим сейчас? Верно, ли мы живем? Нет производственных совещаний“. О. Ефремов: „Единомыслие вырабатывается не на заседаниях, а на репетициях!“ Л. Толмачева: „Раньше почему было легче? Мы много говорили об искусстве, о театре, обсуждали творческую программу, и хотя попытки часто не увенчивались успехом, но в разговорах как-то складывались критерии. Потом театр стал больше производством, а разговоров меньше. И понимания друг друга стало мало“. Июнь 1969. В. Сергачев: „Сложилась кризисная ситуация. И первый признак этого — все разговоры сейчас излишние, они ничего не решают“»

[49]

.

Читая эти протоколы, я нашла любопытную мысль в «Воспоминаниях» замечательного театрального деятеля, известнейшего антрепренера Петра Михайловича Медведева: «Анархические, своевольные, капризные актерские выступления — это, в сущности, проявление инстинкта театрального самосохранения, стремящегося к созданию авторитетной театральной власти. И когда она есть, утихает буйство актерского индивидуализма, и нет ничего более легкого, спокойного и плавного, как ход театрального корабля…» Какая же нужна власть в театре? Медведев отвечает: «Общность сознания у главы дела и у его сотрудников, мысль, что ни ему, ни им некуда уйти из театра, ибо здесь „дом мой“, и нет другой крыши для театрального странника»[50].